— Гостиница? — с подозрением спросила она.
— Наверху — да, — сказал Андрей. — А внизу джаз-бар. Мои хорошие знакомцы держат. Только прошу, будь снисходительной. Здесь разные люди поют и играют.
— Я знаю это место! — ахнула Леся, зайдя вслед за Андреем в тесное, шумное заведение, облепленное по стенам постерами и фотографиями. — Мне о нем Лешка говорил! Так вот где он ошивался, вместо того, чтобы языки учить!
Они с Андреем уселись за столик с табличкой «зарезервировано».
— Здесь иначе никак, — развел руками Андрей. — Тут есть пять-шесть завсегдатаев, кто может в любое время заглянуть, но я уже из числа избранных выпал — давно здесь не был.
Леся повертела головой и напоролась на удивленный взгляд очень пожилой женщины, сидящей за столиком у самой сцены. Женщина легонько ей кивнула. Леся слегка смущенно поздоровалась.
— Моего брата репетитор по-немецкому, — негромко объяснила она Андрею.
Тот фыркнул и, сделав вид, что смотрит на сцену, тихонько сказал:
— Как раз из завсегдатаев дама. Погонялово «фрау Штрудель». Пару раз за пианино садилась, шпарила что-то времен революции девятьсот пятого года, старая школа. Любит освистывать музыкантов. Но, к слову, фрау Штрудель здесь любят и уважают. Это особенное место, Леся, ты поймешь. Здесь рядом классный парк с недостроенным павильоном, я к нему несколько лет присматривался, но мне это и тогда было не по карману, а с недавних пор… — он замолчал, шевеля скулой.
— Все будет хорошо, — прошептала Леся, пожав ему руку на столе.
Они заказали чай и бутерброды. А потом чай, бутерброды и пирожки с сыром. И песочные пирожные со взбитыми сливками. На сцену поднимались все кому не лень и не только с музыкальными номерами. Одну даму средних лет, пытавшуюся прочесть свои стихи о любви, согнали с подмостков свистом и выкриками. Иногда Лесе хотелось заткнуть уши и выбежать из зала, но пару раз она записывала выступления на телефон, чтобы показать Лешке.
— Самодеятельность, — пожаловалась она Андрею.
— Потерпи, — сказал он. — Начало в семь.
Леся углубилась в чтение программки, отпечатанной на обычном принтере. В назначенное время на сцену в рамках джема начали подниматься самые разные исполнители, в основном кул-джаза, бибопа и фьюжн. Леся пришла в восторг. Со многими музыкантами она сама была знакома, ее узнавали, ей кивали со сцены. Андрей признался, что немного ревнует, и Леся почувствовала, что ей это немного… приятно. В зале было тесно и душно. Удивительно было, как официантки умудрялись курсировать между столиками.
— Когда-то бар собирались закрыть, — сказал Андрей, перекрикивая музыку, — мы всем миром деньги собирали. Сейчас я чувствую себя почти коллегой моих знакомых! Хочу, чтобы и у меня в заведении было так же!
— Нет! — выкрикнула Леся. — У тебя… у тебя свое! Пусть все будет по-разному!
Андрей смотрел на нее и между выступлениями, и во время выступлений.
— Ты очень хорошенькая, когда… ну… — он показал на щеки.
Леся и сама чувствовала, что раскраснелась. Они вышли из бара и поцеловались у машины.
— Сколько там дней осталось? — с тоской спросила Леся.
— Три, — сказал Андрей.
— Найти тебе учителя по сольфеджио?
— Купить тебе эротическое белье?
— Пока ничья, — вздохнула Леся.
— Но напряжение нарастает, — с лукавым прищуром уточнил Андрей, открывая ей дверцу машины.
— Увези меня поскорее подальше от отеля.
— Как скажешь. Три дня.
Предпоследний день их спора пришелся на концерт в кофейне. Леся призналась Андрею, что волнуется больше, чем на своих выступлениях. Как ни старался персонал, времени на четкую организацию флэшмоба не хватило. От хаоса сотрудников кофейни спасало только то, что их было одиннадцать человек и что все они были заинтересованы в спасении кафе.
Из зала убрали книжные полки и диваны. Места освободилось много, но недостаточно. Пекарня не справлялась, но Андрей на свой страх и риск заранее заказал готовую выпечку в булочной неподалеку и подключил своего приятеля, который с превеликой радостью расположил у входа «В переулке» свои фургончики для продажи кофе. В конце концов, решил Андрей, пусть этот вечер немного проиграет в качестве еды и напитков, но выиграет в плане развлечений.
Дело усугублялось тем, что ему пришлось съездить к маме (Татьяна Денисовна плохо чувствовала себя уже второй день) и пустить все на самотек. Хаос разрастался, но к началу мероприятия контроль над ним был все же худо-бедно установлен. Сайт гудел, ребята-админы подключили прямую трансляцию и принимали заказы. Перед входом в кафе выстроилась очередь из желающих попасть вовнутрь, но Толик пускал лишь тех, у кого был заранее зарезервирован столик. Андрей думал, что при таком хорошем раскладе у него вполне получилось бы перенести кофейню в более просторное помещение. Для бизнес-плана пригодился бы Максим, это как раз было его сферой деятельности, — насколько Андрей знал, друг еще не улетел в Прагу. Макс звонил несколько раз, пытался выяснить, где Таня. Андрей не любил ничего утаивать: сразу признался, что знает местонахождение своего бухгалтера, но другу ничего не скажет.
Таня жила в квартире Кости. Квартира была новой, даже Андрей знал только район, но не точный адрес. Петровский сразу вложил все деньги, полученные за патент, в недвижимость. Как ни любил он свой старый дом, с которым было связано столько воспоминаний, каждый день добираться на работу из поселка для него, человека со сложным, неспокойным графиком, было расточительностью. В квартире пока шел мелкий остаточный ремонт. Таня в благодарность за возможность «отсидеться» присматривала за рабочими. На флэшмоб она не пришла. Денис и Максим тоже, понятное дело, не появились. Таня прислала Андрею несколько сообщений. Во всех красной нитью проходила одна мысль: она чувствует себя виноватой за то, что развалила компанию друзей.
— Поговори с ней, — попросил Лесю Андрей. — Успокой, как женщина женщину. Мы с Костей устали повторять одно и то же: проблема не в ней, а в двух дуралеях. Один поздно спохватился, а второй молчал до последнего, ждал у моря погоды.
— Я не знаю, что ей сказать? — растерянно сказала Леся, поправляя Андрею галстук. — Она должна сама принять решение.
— Дело не в решении. Дело в чувстве вины. Никогда на чувстве вины ничего хорошего не построить. Я ей это говорил. Убеждал: отпусти себя на свободу, сделай так, как хочется тебе. Но она уже ничего не хочет, только спрятаться головой в песке.
Леся вздохнула:
— Чуть позже, хорошо? Я сейчас сама в раздрае. Тут сегодня папа и Лешка. Кто-нибудь из них двоих когда-нибудь сделает первый шаг?!
— Ставлю на Лешку.
— Как ни странно, я тоже.
… — Не спорь с ним, соглашайся. Вот зубы сожми и терпи, понял? — услышал Андрей чуть позже.
