— Конечно! — воскликнула она бодро. — Это же Китай! Там одни из лучших ай-ти факультетов в мире.
— Да, — пробормотал Фил. — Цинхуа. Лига це-девять[2]. Это всего лишь год.
— Я знаю, я знаю. Когда ты вылетаешь?
— Как только мне сделают визу на обучение. Это… скоро.
Несколько недель прошли в атмосфере сборов и покупок. Аня не поехала провожать Фила в Москву — он уезжал в шумной толпе других счастливчиков и их подружек. Они простились быстро и неловко. И Аня в первый же вечер села перед экраном ноутбука, готовая считать часы до возвращения Филиппа.
***
Случилось то, чего Аня больше всего боялась — жизнь, до и после короткого видеозвонка вечерами, превратилась в серую рутину. Она приходила с работы, ложилась на диванчик и просто лежала, глядя в потолок, ожидая вызова. Ей было стыдно, она ругала себя за то, что навязывает Филу ежедневное общение, зная, что тот устает после учебы и вынужден выкраивать час, чтобы Аня могла налюбоваться на его посмуглевшее, осунувшееся, но довольное лицо. К тому же в условиях общежития ему было трудно уединиться с телефоном или планшетом. Его постоянно окликали, куда-то звали, Аня видела в толпе, крутящейся вокруг Филиппа (а как могло быть иначе?), девушек: и азиаток, многие из которых, к ее досаде, были довольно симпатичными, и русских, и тех, кто разговаривал с Филиппом на английском.
Собрав всю волю в кулак, она уговорила Фил созваниваться пореже. И повесила на стене в спальне лист бумаги с нравоучительной надписью: «Не спрашивать так часто, как он ест и спит! Есть другие темы, клуша!» Фил и так уже не раз объяснял ей, что ему нравится еда в студенческих столовых, «чифаньках», и что с соседом по комнате он худо-бедно ужился. Сначала он не покидал границы кампуса, стипендии не хватало на поездки и развлечение, но потом нашел подработку по сети, хоть студентам и не разрешалось работать во время учебы. Фил начал часто звонить из города или из поездок, в которых он и его новые друзья проводили выходные. Если была хорошая связь, Аня могла видеть памятники культуры, зоопарки и парки. Она понимала, что его активная, веселая жизнь отдаляет их друг от друга. Она стала чаще бывать в Берёзово, у отца, и у теток, получая утешение в общении с родней
— Ну чё ты, Нырок, переживаешь? — говорил Сергей Борисович. — Вернется твой Филиппок.
— Ему двадцать четыре, — объясняла Аня. — Он молодой парень. Думаешь, он этот год… выдержит?
— Неужели на китаезе какой-нибудь женится? — удивлялся папа.
— Молодому человеку в таком возрасте трудно прожить без отношений, — с неохотой говорила Аня.
— Да в любом возрасте трудно, — соглашался отец, поглядывая в сторону Клавдии, хлопочущей на кухне.
И Аня, проплакав несколько дней, приняла единственной верное в этой ситуации решение — с головой ушла в работу. Она помогала приемной комиссии, курировала практику, а потом, когда кончилась нагрузка в вузе, вернулась к своему проекту. Медленно, но неуклонно она отступала к той жизни, что была у нее до встречи с Филиппом. Они продолжали созваниваться, и она с надеждой замечала, с какой тоской он на нее смотрит, но работа, быт и текущие проблемы все больше иссушали ее сердце, делали ее невосприимчивой к страданиям.
Неожиданно, в октябре, ей довелось погулять на преподавательской свадьбе. Анфиса Евгеньевна и профессор Потапов поженились. Разница между новобрачными была в четырнадцать лет. Оба были в разводе. К Новому году Анфиса уже ходила по коридорам университета, нося перед собой аккуратный животик.
И Ника, Ника удивила Аню неимоверно. Пополневшая и белолицая, очень непривычная без макияжа, она зашла в кафе, где они договорились встретиться во время поездки Ани в столицу. Вероника была на пятом месяце.
— Он летчик, — сказала она, посасывая сок через трубочку, и нервно рассмеялась. — Мы в аэропорту познакомились. Я боюсь, знаешь, как я боюсь за него! Трясусь и часы считаю! Люблю его, как … Зато, если что… буду сыну говорить, что папа летчиком был, и не совру… — она посмотрела на Аню красными, встревоженными глазами.
— Ты что, глупая! — возмутилась Аня. — И думать о таком не смей! Это же стресс! Малыш почувствует.
— Все беременные — дуры, — сообщила Ника. — Сама когда-нибудь поймешь.
Но Аня уже сомневалась в том, что ей когда-нибудь доведется узнать радость материнства.
На факультете появился новый преподаватель, недавно защитившийся доцент Олег Владимирович. Его взяли на место Каде. Тридцатишестилетний Олег Владимирович был неженат и очень симпатичен — голубоглаз и светловолос. Кафедра воспряла духом. Аня думала, что новый преподаватель, словно волк в овечьем загоне, начнет, как это часто бывает в преимущественно женском коллективе, «окучивать грядки». Но Олег Владимирович даже раздумывать не стал и почти сразу же обратил на нее свой голубоглазый взор. Аня с нарастающим раздражением начала замечать, как он попадается ей на переменах, напрашивается на лекции с целью «обмена опытом» и заводит бесконечные разговоры в столовой. Ухаживания прекратились после откровенного, даже жесткого объяснения. Олег Владимирович обиделся. А Аню опять жалели на кафедре. Только одиннадцатая группа четвертого курса ее понимала. На День Святого Валентина ручка на двери ее блока оказалась увешанной картонными сердечками с пожеланиями держаться и верить, и милым «Он вернется» в окружении розочек.
Год прошел, и за ним по кругу двинулся следующий. Калейдоскоп замер, лишь несколько стеклышек сдвинулось с места, но Аня осталась равнодушной к новой картинке. Она разрабатывала следующий проект, уже официально, по договору с крупной фирмой. Появились деньги и новые дела: курсы вождения, походы в салоны и на редкие в Каратове театральные представления. Только в театре Аня чувствовала, как ее сердце приоткрывается. Она начала пропускать звонки от Фила. Сидела потом, глядя на экран. Ему не удалось приехать на каникулы, их у него и не было, как таковых. Он учил китайский, занимался спортом. Порой Аня так тосковала по нему, что на несколько дней проваливалась в какую-то бездну отчаяния. Но проходили дни, и становилось легче.
… Он написал ей сообщение и попросил встретить на вокзале. Аня сидела ошеломленная, перечитывала несколько строк с ликующими смайликами снова и снова. Фил в последнее время часто повторял, что его программа подходит к концу. Но она была уверена, что он останется в Китае, возможно, приедет только за тем, чтобы закрыть учебу в Каратове. Все студенты-обменники в основном так и делали, мало кто стремился вернуться в провинцию, попробовав на вкус жизнь крупного мегаполиса. К тому же, российских выпускников, зачастую еще на последних курсах, уже разбирали к себе китайские или совместные компании. Она почувствовала резкое, болезненное разочарование, словно внезапно пробудившуюся надежду вырезали ножом по живому: скорее всего, он приезжает, чтобы окончательно расставить все точки над «и».
Аня собралась и поехала на другой конец Каратова, рассчитав маршрут с учетом пробок и путаных дорог старого города — она была еще не слишком опытным водителем. Сердце ее то замирало, то начинало снова отчаянно колотиться так, что виски покрывались потом. Весна в этом году выдалась ранней. По обочинам еще оплывал неопрятными кучами серый снег, но тут и там пробивалась к солнцу молодая травка.
