— Интуиция. Ты у меня девочка с интуицией. И сейчас интуиция тебе подсказывает, что ты нашла того самого парня. Я знаю твой пунктик по поводу того, что рано или поздно меня потянет на сверстниц. Не тянет меня на сверстниц. Меня к тебе тянет. И если так рассуждать, ещё неизвестно, на кого потянет тебя. Ты меня один раз чуть уже не подвела, так что, прости, доверия к тебе нет.
Пусть все будет как будет, подумала Аня. Если ей подарено немного времени рядом с любимым человеком, она и этому рада должна быть.
Первым их добровольной изоляции не выдержал Фил. Вечером пятого января он поцеловал Аню в макушку и сказал:
— Все. Хватит бездельничать. Сегодня идем в клуб.
— Не хочу, — испугалась Аня. — Нас увидят.
— Увидят, — согласился Фил. — Но там, куда мы пойдем, меня любят и ценят. Я у них с первого дня открытия, пока ребята раскручивались, всю сетевуху бесплатно налаживал. Главный менеджер — мой друг. Вход лично для меня — халявный, но я халяву не люблю. Но сегодня, думаю, можно. Тем более, из наших там редко кто бывает, дорого. Одевайся. Я такси вызову.
Аня оделась, прикоснулась пробкой от духов к шее и вышла из спальни.
— Пипец, — кисло сказал Фил, оглядывая ее. — Ань, ты меня слышала, когда я сказал "в клуб", а не на светский раут?
— Я… — растерянно сказала Аня. — У меня только такое.
На ней было элегантное лимонно-желтое платье с кружевной вставкой на талии.
— Я раньше в таком всегда в клуб ходила с… раньше.
— Не знаю, по каким клубам ты там шаталась в своей Москве, — скривился Фил. — Но мы идем туда, где ты в таком прикиде точно привлечешь к себе внимание. А мы ведь этого не хотим? — он договорил фразу вкрадчивым тоном.
Аня кивнула.
— Пошли посмотрим что там у тебя есть в твоем шкафу. Уверен, что-нибудь найдётся.
Фил присвистнул, раскрыв дверцы шифоньера:
— Аппэ мидл класс[1], — протянул он. — Тяжко мне с тобой придётся. Так, — он принялся двигать плечики, — Это что?
— Это старое, — сказала Аня. — Я вообще выбросить собиралась.
— Значит, не жалко. Тащи ножницы. И вот, штанцы.
— Я в этих джинсах дома хожу.
— Знаю, тебе идет. Ножницы, бегом!
Фил отрезал рукава и низ, покромсал вдоль край у черной трикотажной блузки с пайетками, одного из ее редких неудачных приобретений, которую Аня считала какой-то траурной и "бабской". Потом он слегка надрезал на коленях ее узкие голубые джинсы, распотрошил разрезы, выдернув несколько ниток, и велел:
— Одевайся. И накрасься поярче. Это клуб, хаус-пати. Мне нужно отойти ненадолго, полчаса-час, и буду дома.
Она переоделась и несколько минут стояла перед зеркалом в спальне, ошеломленно рассматривая себя в отражении:
— Мне же только двадцать девять, — пробормотала она. — Только двадцать девять!
Черная блузка сползала на одно плечо, обрывки ткани закрутились модной бахромой, пайетки переливались. Аня села у тумбочки, достала палетку с тенями, набрала на кисточку нежно-сиреневый цвет и опять посмотрела в зеркало. И решительно ткнула кистью в блестящий черный круг, который был в палетке еще не разу не тронут.
— Вау! — сказал Фил с порога, роняя пакеты. — Моя девочка! Может, сначала я тебя раздену, а ты потом опять оденешься?
— Нет уж! — смеясь, сказала Аня. — Ты мне макияж испортишь! Вот только одна проблема. Я в своем пальто, дырках на коленях и этой блузке замерзну. Не знаю… Может, свитер?
Она так и не смогла подыскать себе что-то по стилю и карману. А отделов с меховыми изделиями так вообще избегала, вспоминая про подарок Каде, хотя отец настаивал на теплой цигейке, напоминая, что в Каратове самые сильные морозы с ветрами ударят в феврале.
— Проблема, — Фил с ворчанием полез в пакет. — Нету у тебя никаких проблем, дурашка.
Он вытащил нечто светлое и… с пушистым мехом.
— Вот. Не шуба, конечно, — Фил хмыкнул, — но для нашего климата то, что надо. Самый лучший выбрал, на лебяжьем пуху.
Он развернул покупку. Аня потрясенно молчала. Это был нежно — бежевый пуховик от известного производителя одежды класса люкс для холодного климата. Она к этому отделу в торговом центре уже присматривалась, но пожадничала.
— Верхний жилет отстегивается, капюшон, кармашки. Надевай.
Аня влезла в куртку, спросила дрожащим голосом:
— Значит, ты ради этого все выходные работал?
— Ты же мерзла, — тихо ответил он.
— Тепло, — сказала Аня со слезами на глазах.
— Я рад, — сказал Фил, отворачиваясь.
В такси они держались за руки и Филипп гладил ее пальцы своими, задумчиво глядя в окно. И эта его маленькая ласка заводила Аню так, что она уже жалела об их ночной вылазке.
Их впустили по странной круглой карте, которую просканировал на входе менеджер. В клубе со столиками на двух уровнях и искрящимся танцполом гремела музыка, диджей, парень с длинной косой челкой, меняя дроп, отплясывал за пультом.
— Ого, — удивленно сказала Аня, оглядываясь. — Тут стильно.
— Это Каратов, детка, — сообщил Фил. — Здесь все запилено под студентов и их нужды.
Он обнял ее за плечи и повел куда-то через шумящую толпу. По дороге он почему-то оглядывался и смотрел Ане… на выступающую ниже спины часть.
— Что? — занервничав, спросила она.
— Твои джинсы. Это я… напрасно… предложил, не подумал.
— Некрасиво? — испугалась Аня, тоже выгибаясь и пытаясь рассмотреть себя сзади.
— Слишком красиво, — кисло пробормотал Фил. — Знаешь, лучше ты и дальше ходи в них дома. А то начнут пялиться… всякие.
…Они вернулись под утро, проскользнули в пожарный вход, постанывая и целуясь, вломились в блок Фила. В глазах у Ани еще носились блики от танцпола, и ноги ныли, и от крошечного коктейля, который она пригубила, кружилась голова. Нет, не от коктейля. От жаркого, с любимым мужским запахом тела Фила. Они танцевали всю ночь. Фил отгонял от нее кавалеров и чуть не подрался с довольно симпатичным светловолосым парнем, который выждал, когда Гром отошел в туалет и начал клеиться, не смущаясь наличием кавалера.
— Боже, это было так весело! — хохотала Аня, падая на кровать. — Я опять пьяная! Я тебя хочу!
— Буду почаще тебя в клубы водить, — жарко шептал Фил, стягивая джинсы и тычась ей в шею губами.
— Я сказала тому парню, что ты веселый, умный и хорош в постели! Что лучше тебя нет!… Нет, не так, моя очередь! А ты терпи!
Аня не понимала, как раньше могла считать те ласки, которыми в ту ночь «изводила» Филиппа, неприятными и стыдными. Он принадлежал только ей одной. Он просил пощады и… продолжать, впиваясь руками в изголовье кровати и шепча, как любит ее. Хорошо, что их блоки не соединялись стенами с другими. Иначе всей их конспирации в ту ночь пришел бы конец.
