За два дня до Нового года Фил принес елку, огромную, до потолка. Про игрушки он забыл, времени выбрать их не было, и елка стояла в углу, большая, пушистая и… голая. Комната наполнилась ароматом праздника и предвкушения. Аня позвонила отцу.
— Нюрка, приедешь справлять? Такой фейрверк в этом году во дворе устроим, ого-го!
— Нет, папуль, — мягко сказала Аня. — Извини.
Сергей Борисович помолчал:
— Ну, как скажешь. Решила остаться в своем институте?
— Да, пап.
— Я же говорил, не место красит человека. Нюрка, а мы тут с тетей Клавой… ну, ты помнишь… соседка моя… — отец замялся.
— Я помню. Рада за вас.
— И я за тебя, Нырок. Но потом привезешь кавалера и покажешь! Усекла?!
— Да, папуль, — Аня поежилась.
В новогодний вечер она основательно забила холодильник, благо пришли деньги за уроки, нарезала салатиков, медленно, улыбаясь и предвкушая, отвлекаясь и мечтательно глядя в потолок, замариновала мясо для электрической духовки, выпрошенной у Анфисы, которая собиралась встречать Новый Год в ресторане, и пошла к Филу. На ней было новое белье, очень красивое, дорогое, и платье, которое так нравилось Громову. Филиппа не было дома. В последние дни перед праздником он пропадал где-то, приходил уставший, заскакивал на пару минут, сонно тараща глаза, а утром убегал.
Аня постучалась, психанула, переоделась в старую футболку и джинсовые шорты — в общежитии сильно топили и было жарко. Она сидела за столом, глядя на кастрюлю с маринадом, и грызла ногти. Потом решительно встала, собираясь отправиться по преподавательским блокам и пристроиться к какой-нибудь компании, достала из холодильника бутылку шампанского, и вышла в коридор.
Дверь у Фила была приоткрыта. Аня постучалась, вошла, прислушиваясь. В душе шумела вода. На пороге комом валялась рабочая роба Фила. Аня позвала его по имени, поставила бутылку на стол, покусала губы и пошла в душевую. Она открыла дверь и застыла на пороге ванной. Фил стоял под душем, спиной к ней, опершись руками о кафель, потряхивая волосами. Вода лилась ему на голову, по спине и ягодицам. На руке еще был виден ушиб, уже побледневший, желтый. Мышцы на спине играли, когда он откидывал голову и фыркал.
Аня шагнула, попала под брызги, промочившие футболку, обхватила его руками и прижалась щекой к теплой спине. Фил вздрогнул, замер, недоверчиво посмотрел через плечо. Медленно повернулся, подняв руки, чтобы ей не пришлось разжимать объятия.
Филипп
Он несколько секунд ошалело смотрел на Аню, а потом, чертыхаясь между поцелуями, принялся лихорадочно и неуклюже срывать с нее мокрую, тугую одежду. Она тяжело дышала, пыталась целовать в ответ, но замирала, цепляясь за него пальцами, всхлипывая. Аня обняла его за шею, когда он поднял ее и вжал в мокрый кафель. Фил откуда-то знал, что ему нужно быть сейчас стремительным и настойчивым — слишком сильным было ожидание, и его, и ее — и Анина реакция показала, что он угадал. Все вокруг для него сжалось до ее лица, а он боялся, что после долгого воздержания и напряжения, которое давало ее присутствие с первого дня их знакомства, не сумеет провести ее через весь путь к тому сладостному мигу, что уже нарастал в нем, поэтому ловил каждый ее вздох и всхлип. И она уловила ритм, подчинялась, выгибалась, прислушивалась к его хрипам. Фил увидел, как удивленно расширились глаза, почувствовал, как прошла по телу дрожь, и с облегчением отпустил себя на свободу, замерев, зарывшись лицом в Анины волосы.
Он медленно опустил ее на пол, продолжая обнимать. Она нетвердо держалась на ногах и вздрагивала, волны удовольствия еще проходили по ее телу, и губы шевелились.
— Сладкий мой… мужчина, — услышал Фил.
— Прости, я не… подготовился, не ожидал.
— Не бойся, ничего не будет. Я хотела… чтобы так… хотела тебя чувствовать.
Они вместе постояли под теплой водой, пока не выровнялось дыхание. Фил завернул Аню и отнес в кровать. Лег рядом, водя губами по ее нежному, порозовевшему рту. Губы у нее всегда припухали после поцелуев, и это заводило его больше всего.
— Спать хочется, — тихо сказала Аня, закрывая глаза.
Фил прижал ее голову к груди, поцеловал в ушко, и тоже начал проваливаться в сон. Разбудили их салюты.
— Уже Новый Год? — с удивлением спросила Аня.
— Нет, одиннадцать только, — сказал Фил, посмотрев на часы. — Это наши во дворе балуются.
— Куда ты уходил?
— На вызов. Сегодня двойной оклад.
— Ты, наверное, голодный?
— Очень, — он потянулся зубами к полотенцу у нее на груди, рыча, потянул за концы, замычал, целуя нежные холмики, но Аня стукнула его пальцем по губам и сказала: — Мясо нужно в духовку поставить.
Фил разочарованно откатился. Однако мысль о еде тоже подняла его на ноги. Он натянул джинсы и боксерку. Аня посмотрела на свои вещи, мокрыми комками разбросанные по душевой, и проскользнула в свой блок в полотенце, испуганно поглядывая в сторону коридора. Лампочку Фил так и не поменял. Или поменял, а она опять перегорела. Не будет он ее менять — так лучше. Случись кому-нибудь увидеть Аню сейчас, порозовевшую, разомлевшую, сонную, сладкую, и сомнения бы не возникло в том, чем до этого занималась Железная Анна Сергеевна.
Она надела просторную футболку и занялась готовкой. Фил стащил с полки в холодильнике бутерброд с икрой и вазочку с салатом, завертелся по комнате, уклоняясь от Аниных рук и чавкая.
— Аппетит испортишь!
— Нет! — возразил он, орудуя вилкой. — Такого со мной не бывает! И в еде тоже! Спорим!
— Заставлю все съесть!
— Прогадаешь!
Аня наклонилась к табуретке, на котором стояла электрическая печка, поставила внутрь противень с мясом. Короткая футболка обнажила бедра, полоску кружевных трусиков.
— Сколько у нас времени, пока мясо не будет готово? — хрипло сказал Фил, оставляя вазочку с недоеденным бутербродом, торчащим из салата.
— Минут сорок… ай!
Он уже нес ее в спальню, смеющуюся и брыкающуюся.
Аня
На этот раз все происходило медленно. Фил неспеша снял с нее футболку, начал игру губами и кончиками пальцев, Анино тело отозвалось наслаждением… и мукой. Он не давал ей привстать, пригибая к подушке поцелуями, и продолжал, двигаясь все ниже. Внутри нее начала закручиваться невидимая пружина, все туже и туже, и когда ей казалось, что она поднялась на самый верх ощущений, Филипп отстранялся, наклонялся к ней и целовал ее, посмеиваясь над ее томлением.
— Фил, ну же… Фил!
— Терпите, Анна Сергеевна. Я хочу, чтобы вам было очень хорошо сегодня.
Каждый новый виток удовольствия поднимался до самого пика… и спадал. Но с каждым разом наслаждение усиливалось… и, наконец, вырвалось, закружило мощным вихрем. Фил застонал, упал на постель, перевернувшись, потянув ее на себя, тоже стонущую, всхлипывающую. Аня вжималась в его грудь лицом, пережидая сладкий спазм. За окном загремело, заухало.
