— Ни в коем случае его не упущу.
— Я тоже буду лотом, — сообщила Светочка со вздохом. — Елена Александровна уговорила. Хорошо, что у меня муж неревнивый.
Девушки-«лоты» уселись за один столик. У Ани к платью на груди был приколот бумажный номерок с цифрой «четыре». Она вымученно улыбнулась лаборантке Кате, вспомнила про розовый шарф — настроение немного упало.
— Анна Сергеевна, — радостно сказала Соколова, — помните вы спрашивали насчет возможности поработать… ну…? — Катя сделала загадочные глаза.
— А, да, — рассеянно сказала Аня и оживилась. — Что, правда, можно?
— Ага, — лаборантка наклонилась к ней, тихо проговорив, — организуем. В следующую субботу вечером, если вам удобно. Только постарайтесь все успеть до двенадцати.
— А что, — не сдержалась Аня, — компьютеры в тыквы превратятся?
— Нет, — Катя хихикнула, — код на замках сменится. Останетесь во дворце и попадете прямо в лапы принцу.
Участники аукциона тем временем собрались в другом конце столовой. Там шел активный «торг». Аня раздумывала, стоит ли поговорить с Каде во время танца. Она была уверена, что «уйдет с молотка» в руки Германа. Поэтому, подняв глаза и увидев перед собой Фила с цифрой «4» на рубашке, растерялась и не сразу поняла, почему Громов стоит перед ней, отставив локоть.
— О! — всплеснула руками Светочка. — Какая прелесть! Вас выиграл ваш студент. Просто разрыв шаблона!
— Вот и хорошо! Счастливица вы, Аня! А с кем же еще нам тут танцевать, девочки?! — гаркнула Анфиса Евгеньевна. — Вот чует мое сердце, придется плясать с профессором Потаповым. Оттопчет мне ноги… Потапыч.
Аня медленно поднялась и вложила руку в ладонь Фила. Первое, что она спросила, пройдя за ним в центр зала, было:
— Откуда у тебя деньги?
— А вы не знали? Я хорошо зарабатываю, Анна Сергеевна, — сказал Фил, обнимая ее за талию, — и могу позволить себе пригласить любимую девушку на танец, отбив ее у старых херов…
— Громов! — воскликнула Аня.
На них оглянулись другие танцоры, постепенно заполняющие пустую площадку между столиками. Потух свет, лишь небольшой прожектор пускал в зал цветные лучи. Заиграла какая-то приятная мелодия, что-то из прошлого столетия. Аня нашла глазами Каде. Тот стоял около их столика и смотрел на нее. За столиком сидела Светочка. Спустя несколько минут Герман и Светочка поднялись и пошли танцевать в противоположный угол зала. Замдекана смеялась, откидывая голову, лицо Каде Аня разглядеть не могла, видела лишь, что оба тактично держатся друг от дуга на расстоянии полусогнутых рук. Зато Фил жарко дышал над ухом.
— Подальше, — прошипела Аня. — На нас смотрят.
— Пусть привыкают.
Но Аня покачала головой, и он отодвинулся, состроив вежливо-отстраненную физиономию.
— Ты с ним говорила?
— Завтра на большой перемене.
Фил крутнул ее по танцполу, рядом кто-то одобрительно зааплодировал.
— Что ты ему скажешь? — сказал Филипп, обходя вокруг Ани.
— Что я люблю другого, — задыхаясь, проговорила она.
— Я хочу быть с тобой этой ночью, — шепнул он ей на ухо.
— Ты наглый мальчишка.
— Ты всегда так говоришь. У тебя очень красивое платье. Я тоже тебя люблю.
Они разошлись по углам. После бала Аня ушла в общежитие, а Фил остался помогать в зале. Он приходил поздним вечером — Аня услышала, поворот замка и легкие шаги по коридору. Он просто постоял под дверью. Одному богу было известно, чего ей стоило не открыть. Но впереди был разговор с Германом.
Он выслушал ее молча, стоя у стола, опершись на трость. Аня положила на стол коробочку с кольцом и поставила пакет с шубой. Ее объяснения были такими же высокопарными и искусственными, как и все их общение, начиная с первого дня знакомства. Каде отошел к окну, постоял, отодвинув штору. Аня пролепетала ему в спину очередную виноватую фразу. Герман перебил ее коротким:
— Кто он? Это ведь не Новиков.
— Нет, — Аня покачала головой, хотя Каде на нее не смотрел.
— Кто-то не из вуза, — задумчиво проговорил он. — Иначе я бы знал. Или все-таки…?
— Герман… — начала Аня.
— Я не принимаю твой отказ, — жестко бросил он через плечо, повернув голову. — Ты не понимаешь, от чего отказываешься.
— Понимаю, — твердо сказала Аня.
Она действительно понимала, и сердце начинало тревожно биться, когда она думала, как ее разрыв с Каде может на ней отразиться. Он усмехнулся, повернулся, произнес, кривя рот:
— Лескова, дом сорок, квартира пятьдесят четыре. Я тебя приму и не прогоню. Если ты придешь сегодня ночью, я все забуду… то, что сейчас слышал. Но если ты не придешь… все кончено.
— Я не приду, — сказала Аня и вышла.
Соколова посмотрела на нее круглыми испуганными глазами из-за монитора и перевела глаза на экран, почему-то с выражением ужаса. В ухе у лаборантки были беспроводные наушники. Аня весь день была сама не своя. Еще один поворот калейдоскопа. Стеклышки все те же, но картина совсем другая.
Филипп
Голос Кати был очень встревоженным. Новости были такие, что Филу хотелось прыгать и орать от восторга и при этом бежать в лабораторию и, вопреки благоразумию и тщательно культивируемому все это время терпению, бить Герра Хера, пока хватит стойкости и целых костей.
— Фил, — затараторила Соколова, — Аня с ним порвала. Ваще! Принесла шубку! Мол, люблю другого.
— Это она так сказала? — хрипло спросил Громов.
— Нет, Каде ее спросил, а она не отрицала.
— Он чё? — спросил Фил, подбегая к крану и вливая в пересохшее горло стакан воды.
— Чё, чё! В бешенстве был! Часа два потом, как лев по клетке…. До сих пор боимся к нему на глаза показываться. Ой, Фил, кажется, он что-то подозревает. Он про тебя спрашивал.
— Пусть, — сказал Фил, вновь подставляя стакан под струю воды — в горло словно ваты напихали.
— Еще кое-что. Ну это совсем пипец новость! Знаешь, зачем он в Москву ездил?!
— Лала? — выдавил Фил.
Аня
В воздухе витали Новый Год и зимняя сессия. Студенты носились с выпученными глазами, решали по углам, как сдавать и что пить. Аня купила у въезда в кампус несколько веточек ели, поставила в вазу. Она смотрела на свою комнату и думала о том, в каких условиях окажется после праздников. Ей почему-то казалось, что Каде заберет все свои «дары» и «милости». Один поворот калейдоскопа, и она уже любит шумную, веселую семейную общагу и свой уютный блок, где появилось множество милых сердцу вещей и воспоминаний, еще один — и не хочет уезжать из Каратова. С тем узором, что на душе, и так все ясно — там сложен из стеклышек любимый образ.
