— Ты прекрасно поняла, о чем я, — тихо сказал Фил, садясь в свою нишу, в которой его не было видно из основного коридора. — Открой.
— Не могу, — сказала Аня.
— Почему?
— У меня есть жених. Вряд ли он одобрит, что я болтаю со студентами в два часа ночи и не сплю. Он обо мне заботится. И вообще…
— Аня, все не так, как ты думаешь… и Каде… я же предупреждал… Может, это он тебя обидел?
Аня вздохнула:
— Я плакала не из-за него … и не из-за тебя, Фил. Просто устала. Много грязи, она льется… льется… Сколько же можно? — речь ее замедлилась, и она снова замолчала.
— Я знаю, что… Пойми, они с Савельевой это подстроили, она это специально рассказала, чтобы ты услышала… — Фил пытался подобрать слова, но у него не получалось.
— Та девушка, с которой ты…? Оля? Я знаю, что специально. Не пойму только, зачем. Сначала Костарева, теперь Черникова. А, поняла, — она грустно хмыкнула. — Наверное, они чувствуют то же, что и я почувствовала, увидев тебя впервые? Ты сильный, умный, добрый, обаятельный. Еще пара лет, и станешь таким мужчиной, что выбор у тебя будет богатый. Они уже сейчас из-за тебя грызутся. Не спеши…
— Мне нужна только ты…
— … не разменивайся… так… больше…, — продолжала она, не обращая внимания на его слова. — Это не твое. Ты чудесный, ты заслуживаешь лучшего.
— … я уверен, что у нас с Черниковой ничего не было… я просто не помню… я был пьян…
— Неважно. Я скоро выхожу замуж. У меня ничего нет в этой жизни, кроме доброго имени. Филипп, если я тебе еще небезразлична… пожалуйста, Громов, не разрушай последние крупицы моей репутации. Обо мне и так много говорят. Я каждый день словно в болоте. Скажи Оле, что я на тебя не претендую… пусть только больше никогда… я не хочу, чтобы что-либо подобное еще раз коснулось моих ушей. Я этого не заслужила. И я не хочу ничего больше слышать плохого о моем… женихе. Если ты что-то знаешь, докажи. А иначе — молчи. Я не поверю в слова, их слишком много, этих грязных слов.
— Аня, ты ошибаешься.
— Может быть. Но мне трудно верить, особенно… теперь. Иди к себе. Я очень устала, хочу спать. Приходи в следующую среду на зачет. Или просто принеси зачетку. Ты все равно всё знаешь.
Она больше не откликалась. Фил пошел в свой блок, лежал, глядя в потолок — окно бросало на него белый свет, снег так и не растаял.
…Филипп сразу все понял в столовой, куда пришел, чтобы увидеть Аню. Он почти месяц незаметно ходил за ней по универу, но больше не мог и не хотел таиться. За этот месяц его «дело» не сдвинулось ни на шаг, доказательства они так и не собрали. Каде увлекся Аней и не клюнул на «приманку». Фил не ожидал такого, думал, что Герр Хер просто подкатит к Ане и, получив отпор, найдет кого-нибудь другого, заведет интрижку, направит свое внимание, куда выгодно Филу. Но Каде заметил Аню, понял ее, разглядел и… начал охоту, уже не лениво и играючи, как раньше, а всерьез. Он даже раскрыл свои намерения перед окружающими, получив одобрение коллег и взлетев на новую волну популярности. Фила трясло, когда он видел завлаба, ковыляющего по коридору в сторону кафедры с букетом роз. Аня долго держалась. Была с поклонником сдержанна, учтива, но не более. Однако с каждым днем букеты становились все больше и изысканней. Каждый день — вызовы в кабинет, поцелуи в пальчики, чай с пирожными, долгие разговоры. Ничего интимного и вызывающего. Взращивание доверия и симпатии — липкая паутина. Теперь кольцо.
И после «счастливой помолвки» — тот взгляд Ани в столовой, полный страшной боли, тоски, упрека. Фил сразу понял, откуда дует ветер. Он пытался поговорить с Олей на лекции, но та села рядом с Савельевой. Обе строили ему глазки, а Черникова, заметив, что он смотрит, повернулась, прикрылась ладонью, чтобы он видел ее рот, высунула кончик языка, поднесла к нему два сомкнутых вместе пальца и выразительно изобразила ими нечто совсем неприличное. В столовой он прижал ее к стенке, но она доказывала, что у них был секс в клубе. Описывала, как ему было хорошо, призывала в свидетели Вику и утверждала, что он тоже в долгу не остался. Фил ничего не смог добиться. Если бы он что-то помнил! Но в памяти блестела в свете неоновых лучей бутылка текилы и нетерпеливые пальцы расстегивали молнию на брюках.
Он написал Кате, дождался ее в библиотеке. Соколова сунула ему в руку карту памяти, виновато сказала:
— Вот, было несколько часов, чтобы поменять камеру, чуть не попалась с кодом, успела за час до приезда Хера. Всё, теперь со звуком… Фил, для тебя это может быть важно, посмотри. Но у нас ничего не вышло, да?
— Кать, ты же знаешь, что в любом случае эти видеоматериалы были бы получены незаконным путем и как доказательство…
— Я знаю, — Соколова хищно улыбнулась, — мне бы хватило. И отцу. Но как теперь нам его спровоцировать? Он в мою сторону даже не смотрит, шипит только. Мне кажется, он не верит. Подозревает, что я не просто так у него появилась.
— Катя, — помолчав, сказал Фил, — может, не сто́ит? Я тебя впутал, не хочу, чтобы ты пострадала.
— Нет. Фил, сто́ит. Ты же помнишь, то я впуталась в это сама. Хочу тебе помочь. Но я вообще-то сама себе помогаю, это мой крестовый поход против зла.
— Спасибо, — выдохнул Фил.
— Я посмотрела, если что. Мне кажется, у тебя еще есть шанс.
— Там…?
— Ничего такого, что может тебя смутить… но очередной прорыв в осаде, так что ты не переживай уж сильно.
Дома Фил просмотрел запись.
Аня вошла в кабинет, Каде поднялся навстречу.
— Сидите, Герман, — сказала Аня смущенно, — не нужно вставать.
— Анна, — Каде шагнул к ней навстречу, прижался губами к руке. — Я же просил, на «ты». Я так соскучился. Часы считал до отъезда.
— Да, ты уж считал, — прошипел Фил, останавливая запись. — В чужой, теплой постели, где тебя до сих пор ждут…
Он прошелся по комнате, немного успокоился, сел за монитор.
— У меня для тебя подарок, — продолжил завлаб.
Каде раскрыл дверцу шкафа с зеркалом, подвел к ней удивленную Аню, похромал к дивану, достал плоскую коробку из большого пакета. Вынул, встряхнул мех, накинул Ане на плечи. Она ахнула. Шуба легла ей на плечи широким воротником-капюшоном, укутала бедра и ноги до щиколоток. Каде обнял ее сзади, зарываясь лицом в волосы. Аня наклонила голову, густые русые пряди упали на лицо, Филипп не мог разглядеть его выражение. Фил заскрипел зубами. На записи было хорошо видно, что Герр Хер еле сдерживается, чтобы не стиснуть сильнее крепкие ручищи.
— То, что нужно в нашем климате. Больше не будешь мерзнуть.
— Герман, это же очень дорого. Я не могу принять. Сначала кольцо, потом…
— Я же говорил, что буду заботиться… Аня, когда? Сколько мне еще терпеть?
— Прошло только…
— Это целая вечность, когда так сильно любишь. Мы же взрослые люди с тобой. Я каждую ночь лежу и мечтаю о том миге, когда смогу обнять тебя по-настоящему. Если бы не знал, какая ты, подумал бы, что это некая хитрость, — тон Каде звучал сердито-шутливо, — измучить меня ожиданием, чтобы довести до загса. Но я ведь и так предложил руку и сердце. Почему ты колеблешься? У тебя ведь все кончено с твоим бывшим?
