— Не надо ничего спонсировать, — сказала Аня. — Мне сейчас не до салонов. И не до красавчиков.
— Это уж мне решать. Ты только не переживай по поводу Кена. Считай, это прочитанная страница. Время для новой истории.
— Я не переживаю, — утешила подругу Аня.
Но после звонка Ники встала и принялась опять ходить взад-вперед по комнате. Ее охватила некоторая растерянность. Что за странные люди, мужчины? Как же сложно найти того, кто сможет тебя понять? А возможно ли это вообще?
***
Филипп
Фил следил, как по коридору от деканата приближается замдекана по воспиталке, пухленькая, манерная Светлана Родионовна, и сердце его пропускало удары. Только не это. Только бы Светочка не распустила курс. Это будет означать, что Аня уехала.
— Третий курс, — объявила Светочка, подбоченясь, скользнув по толпе студентов томным взглядом, — практикума сегодня не будет. Все тихонько расходимся. Старосты — в деканат на инструктаж по поводу тридцать первого октября.
— Разрешили? — радостно подскочил Глеб Каравайцев.
— Запретили, — мстительно сообщила Светочка. — Узнаю, что бузили, всем штрафные баллы. Вы все знаете, как к этому антихристианскому празднику относятся городские и региональные власти. По клубам сидеть можете хоть с реальными топорами в головах, но в общежитии и на территории студгородка…
Третий курс расползся по коридору.
— Извините, — хриплым голосом позвал Фил, — Светлана Родионовна. А как же Анна Сергеевна? Она… уволилась? — и забормотал: — Я насчет курсовика… защиты…
— Типун тебе, Громов, — Светочка изогнулась, оглядываясь через плечо. — Анна Сергеевна в Большом Актовом. Занимается подготовкой к конференции. Сегодня планерка, распределяем обязанности между факультетами. У нас в середине декабря событие. Забыл?
— Нет, — выдохнул Фил.
Светочка пошла дальше, пробубнила под нос:
— Как же, отпустит он ее теперь.
— Кто? — выкрикнул Фил.
— Напишешь ты свой курсовик, не волнуйся. Никто твою Анну Сергеевну теперь не отпустит. Она ценный сотрудник, особо ценный.
Фил сорвался с места, побежал к входу в актовый зал. Оттуда как раз выходили преподаватели с кафедр. Фил увидел Аню, снова выдохнул: она разговаривала с Катей и улыбалась.
Аня была в том своем платье, которое так подчеркивало изящные ноги, в темных колготках — наверное, синяк еще не прошел. Мажет ли она его мазью? Болит ли у нее до сих пор нога? Разве благоразумно встать опять на каблуки?
Аня его заметила, взгляд заледенел:
— Громов, почему здесь? У старост инструктаж. Бегом, четыреста тридцатая аудитория!
— Анна Сергеевна, можно с вами поговорить по поводу курсовика?
Фил заметил, как Катя бросила любопытный взгляд на Аню, а потом на него. Он предупредительно на нее зыркнул.
— Филипп, будет консультация по курсовым работам. Там все и обсудим. Поспеши, Маргарита Марковна не любит опоздания, — ровным тоном сказала Аня.
Фил пошел в сторону главного корпуса, оглядываясь, застыл, задохнувшись: из актового зала вышел Каде, подошел к Ане, положил ей руку на локоть, небрежно, будто бы просто привлекая к себе внимание, наклонился к уху, что-то сказал. Теперь Катя поймала взгляд Филиппа, сердито округлила глаза, и он побежал прочь. Но все же успел увидеть, как Аня вспыхнула, засмеялась, тряхнув волосами, подняв глаза на Герра Хера.
Сначала взрыв радости, от того, что она не уехала, теперь боль ревности и тревоги.
Аня
Кен все же позвонил. Пьяный, путанно, отрывисто бормочущий в трубку. Аня порадовалась, что сейчас она не рядом с ним. Опять были бы жадные вонючие поцелуи, влажные пальцы на груди. Аня просто молчала и слушала, морщась. Кену не нужны были собеседники, он читал «монолог брошенного парня». В его представлении они с Аней поменялись ролями. Он был жертвой, а она шлюхой.
— Я думал, почему… почему ты так холодна со мной… Все понятно, — пьяный смешок, — все мне теперь ясно. Он тебя тр*хал, а ты потом лежала подо мной, как камень. Хорошо тр*хал? Где вы тр*хались? У нас в спальне? У него? На лестничной площадке, да? Я же помню… помню… один раз… — невнятное бормотание.
Аня тоже помнила. У нее разболелась голова, и она выскочила в аптеку посреди очередной вечеринки. Регина выгоняла мужа курить на лестнице, у люка. Денис был нетрезв, полез с объятиями, жаркими уговорами. Аня привычно оттолкнула его, пошла вниз, и тут выглянул Кен. Наверное, на секунду что-то заподозрил по разгоряченному, недовольному виду Гладкова, но потом весь вечер общался с Денисом как ни в чем не бывало. А теперь вспомнил.
— Ты забыла у него свое белье… он хранил твое белье… Регина нашла… Регина… она подозревала… Ты думала, просто вернешься и все забудется? Не-е-ет… я думал, ты не такая, а ты такая…
— Как [ты]? — холодно спросила Аня.
— Как я, — сказал Кен и заплакал. — С*ка ты.
Он ныл в трубку, поливая Аню бранью, она слушала, а потом отключилась и добавила его в черный список.
… На счет были зачислены деньги за уроки. Аня нашла еще одну ученицу на сайте репетиторов и с энтузиазмом принялась за обустройство комнаты. От Каде пришла женщина, ловко и быстро наклеила обои, купленные Аней, с лилиями на нежно-бежевом фоне, побелила потолок. Аня заплатила ей, хотя та отказывалась, говорила, что это «по знакомству». У Генриха Фридриховича было множество полезных знакомств. Первокурсники, довольные тем, что их отпустили с пары, принесли и расставили мебель, Захар Петрович сам подкрутил шкафчики, Аня помогала их придерживать. За эти дни она ни разу не видела Фила в общежитии. Он опять пропустил лекцию, одну из последних. Но потом появился, и Аня начала слышать, как он входит и выходит из блока, щелкая замком. Она старалась уйти в университет пораньше, зная, что Громов всегда выскакивает в последнюю минуту, и очень тихо поворачивала ключ.
Он вдруг прибежал после собрания преподавателей, лохматый, опять со знакомой болью в глазах. Снова заставил ее провалиться на секунду в сладкое забвение от одного соприкосновения взглядами. Когда же он это прекратит? Когда забудет и переключится на своих ровесниц?
После того трудного дня Аня пришла к себе и только успела снять пальто и разуться, как в дверь постучали. На пороге стоял Каде, очень свежий, пахнущий терпким мужским парфюмом. Он предупредил после собрания, что зайдет проверить, как Аня обустраивается, ее это очень смутило. Она пригласила его войти, оставив почему-то открытой входную дверь. Что-то царапало ее в сердце, когда они оставались наедине. Войдя, он мельком посмотрел на ее ноги, разутые, в колготках. Она быстро надела туфли. Герман Фридрихович одобрительно хмыкнул, осмотревшись, проверил краны, пошатал стулья.
— Позволите?
Открыл дверь в спаленку, пощелкал выключателем. Комнатка была маленькой, половину занимала кровать, широкая, с новым матрасом, Аня в первую же ночь на нем выспалась и избавилась от боли в спине.
