Аня не стала ничего объяснять и просто подала ему телефон с изображениями. Она с ужасом наблюдала, как на ее глазах меняется лицо Фила, складочки у рта становятся жестокой гримасой, а синие глаза леденеют. Ему и не нужно было ничего объяснять.
— Логи смотрела?
— Нет.
— Завтра с утра берем ключ и идем…
— Нет.
— Почему?
— Ты знаешь, кто это мог сделать?
— Конечно. Но они должны быть наказаны.
— Просто скажи мне, кто это.
— Аня, почему? За такое исключают. Они на это и рассчитывают, на то, что ты не захочешь позориться и спустишь все на тормозах.
— Я не хочу позориться и спущу все на тормозах. Как ты не понимаешь? Если я развезу бучу, меня много лет будут вспоминать как преподавателя, замешанного в скандале. Маргарита Марковна не станет разбираться по-тихому. Я ей несимпатична. Она хотела поставить на место Ивана Матвеевича молодого преподавателя, выпускника этого вуза, а ей навязали меня. Польется грязь. Ты тоже окажешься замешан, если… мало ли кто что видел. На меня и так косо смотрят, считают… блатной, хотя… смешно… мол, это я, чтобы быть большой лягушкой в маленьком болоте.
— Ох, как сложно! — Фил взъерошил волосы. — Я думал…
— Ты очень молодой… — грустно улыбнулась Аня. — Жизни не знаешь. Поэтому ты мне и нравишься.
— Ага! — Громов подскочил на сидении, на лицо его вернулось обычное выражение. — Все-таки нравлюсь?
— Ты милый. Как и многие в твоем возрасте. Скажи, кто это мог быть.
— Матвей и Оксана.
— Ты так уверен? Какой у них мотив?
— Я Матвею кое-что… сболтнул, мы поспорили… он разозлился… — с неохотой признался Громов. — Слушай, Ань, покорми меня. Жрать хочу. Сегодня в столовке была тушеная капуста, давился, давился…
Аня взяла меню и показала глазами: заказывай. Фил с энтузиазмом принялся выбирать. Аня ждала, когда он продолжит. И скажет что-то вроде: поспорили, кто с тобой первым переспит. Но Громов сделал заказ и сказал:
— Он тогда к тебе подъехать пытался, причем всерьез, ты не думай. Я ему мозги немного вставил. Понимаешь, мы с летом были не разлей вода. Я маялся после… а он всегда знает, у кого пати, где самые красивые… — Фил старательно закашлялся. — В общем, мы раздружились, потому что он настаивал.
— На чем?
— На том, что ты… ну или лесби, или фригидная, типа раз сразу на него не запала и даже второй раз в его сторону не посмотрела. У Мехрина маленький пунктик по поводу его хваленой сексуальности. Он специально на каждой лекции напротив тебя садился — проверял.
— Я заметила. И что ты ему сказал? Что опытным путем докажешь, что я ни то, ни другое?
— Нет, — Фил заметно удивился. — Зачем? Просто сказал, что ты моя.
У Ани зашумело в ушах, наверное, менялась погода.
— В каком смысле? Я что, вещь?
— Нет, дурашка, ты моя женщина.
— Громов, — сипло сказала Аня. — Я не твоя женщина. Я преподаватель, а ты…
— Да какая разница! У тебя может на этот счет быть другое мнение, а я определился. Осталось только тебя убедить, но это, я думаю, будет не сложно.
— Вот ты… нахал! А если я…
— Я его убью, — уверенно сообщил Филипп.
Аня хотела сбросить, что будет, если она уедет, но не стала уже ничего объяснять. И спорить. С этим взрослым ребенком, который сейчас со счастливым видом уплетает за обе щеки пирог, спорить было бесполезно. Время само расставит все по своим углам, решила она, и язвительно поинтересовалась:
— А как же твое разбитое сердце?
— Все прошло.
— Вот так сразу?
— Вот так. А что ты удивляешься? На себя посмотри.
— В смысле?
— Бегаешь на свидания, проиграла мне еще один поцелуй. Смотри, уже стемнело. Как я и говорил: темнота, свидание. Поцелуй!
— Это не свидание!
— Ага, докажи! Кафе, роза, романтический ужин. Свидание!
— Фил, давай вернемся к сообщениям. Почему Оксана?
— Ну, — Громов смутился, — я ей типа нравлюсь. А я сказал, что мне нравится другая. Она меня два раза возле твоего блока застукала. Когда приходила ко мне и искала меня по всей общаге. Оксана такая… скользкая… хоть и хорошенькая. Она начала настаивать. Я немного ее… послал.
— Что ты там делал… возле моего блока?
— Как что? Ждал тебя.
— Зачем?
— Как зачем? Посмотреть на тебя.
— Филипп, — Аня застонала и закрыла лицо руками.
— Я что, тебя сильно подставил? — виновато произнес Громов.
— Не знаю! Просто представь, что будет, если все это выплывет наружу!
— Аня, они же подумают, что им теперь можно делать с тобой, что угодно.
— Нет, Фил. Теперь они будут меня очень бояться. Поверь. Главное, ты сам не лезь, сделаешь только хуже. Обещаешь?
— Нет.
— Я прошу.
— Я подумаю.
Они пошли вместе через парк. И расстались возле памятнику вороне — Аня боялась, что их увидят вместе. Домой она шла с легкой головой и спокойным сердцем. Словно и не было этой ужасной пары. Всегда найдется тот, кто будет ненавидеть, это неизбежно. Не каждый день светит солнце, но иногда достаточно нескольких теплых слов, чтобы согреться. Аня не видела, как Фил шел за ней, но он догнал ее у самой двери в блок, когда она входила, ввинтился в кухню, захлопнул дверь и прижал Аню к стене, пробормотав:
— Решила зажилить мой поцелуй?
Поцеловал, на этот раз взяв всю инициативу на себя. Мальчик целовался умело, нежно, не давая сказать ни слова. А потом расшалился — Аня почувствовала, как он развязывает пояс на ее пальто, и вырвалась с протестующим возгласом. Фил притворно-разочарованно вздохнул, и она почти силой выпихнула его из блока, сначала проверив, нет ли кого-нибудь в коридоре.
… На лекции в зал заглянула Елена Александровна Режинцева, извинилась и вежливо попросила:
— Анна Сергеевна, душечка, все понимаю, знаю, что мешаю учебному процессу, но нам срочно нужен Филипп Громов. Отпустите?
Аня растерянно кивнула. Разве она может сказать заму профессора Платонова «нет»? Фил поднялся с заметной неохотой, прошел мимо, опустив голову. Режинцева положила ему на плечо полную руку и поманила к себе и Анну. Аня цыкнула на курс, поставила на слайд рабочую модель из прошлой лекции и дала задание найти нарушения алгоритма.
Оны вышли в коридор втроем.
— Анна Сергеевна, в лаборатории у Германа Фридриховича устанавливают электронные замки и видеокамеры. Очень нужен нам ваш вундеркинд. Не ругайтесь, душечка Анна Сергеевна.
