Ивар поднялся по ступеням и открыл для меня дверь. Я прошла за ним, кивнула и вошла в дом. Чувствовала на себе его прожигающий взгляд и держалась из последних сил, надеясь, что смогу противостоять своей слабости. Слишком рано, слишком непонятно.
―Ты можешь иди к себе в комнату. Я буду здесь, внизу.
― Хорошо. Спасибо.
― Ассоль? ― позвал, когда поднималась по ступеням на второй этаж.
― Да?
― Чай будешь?
Я улыбнулась и кивнула.
― Да, спасибо.
Мне показалось, или в глазах Ивара промелькнула радость. Неужели он обрадовался тому, что я просто согласилась выпить чаю? Сложно в такое поверить, но иначе что?
Поднявшись в свою комнату, я отметила, что платье, которое я оставила в тот вечер на кровати, до сих пор лежит на том же месте. Только по-другому сложено. Грустно улыбнувшись, пальцами провела по дорогой ткани, вспоминая, что так и не выгуляла эту красоту.
Ладно, нечего предаваться воспоминаниям. Осмотрелась, вспоминая, что сережки оставила тогда в коробочке в тумбочке. Выдвинула ящик и улыбнулась. Мои родненькие. На месте. Прижала коробочку к груди, на миг прикрыв глаза. Я помню, как мама радовалась подарку отца. Они очень любили друг друга и всегда с уважением относились ко всему, что их связывало. И даже то, что папа часто баловал маму подарками, не сделало ее меркантильной, наоборот, она иногда его ругала за то, что он тратит на нее деньги. Но к каждому подарку всегда относилась с трепетом. Так было и с этими сережками. И не только с ними. Я берегла все вещи родителей, ни на минуту не задумавшись, чтобы их выбросить или продать. Такого точно никогда не случится. Даже если мне нечего будет есть.
Вынырнув из воспоминаний, я выдохнула и, посмотрев на коробочку, открыла ее и застыла.
― Не может быть.
Она пустая.
― Не может быть. Я… нет…
Я резко открыла тумбочку, сначала один ящик, потом второй. Оббежала кровать и посмотрела ящики второй тумбочки. Но там тоже было пусто!
Что за шутки? Это шутки, да? Кто‐то решил надо мной пошутить?
Захлопнув коробочку, я еще раз осмотрелась на всякий случай, но точно помнила, что я никогда не оставляла украшения без коробки. Они не могли просто так исчезнуть.
Выбежала из комнаты и быстрым шагом спустилась в гостиную.
― Ивар! ― глаза затуманивали непрошенные слезы. ― Ивар!
― Что, девочка? Ассоль, ты плачешь? Что случилось? ― Ивар тут же встревожился, а я, быстро поморгав, чтобы прогнать слезы, выставила на ладони вперед пустую коробочку.
― Их нет, Ивар. Их нет.
Он выхватил коробочку и, убедившись, что она пуста, снова перевел на меня встревоженный взгляд. По моей щеке скатилась слеза, я всхлипнула, смахнула влагу, и тихо прошептала:
― Их украли.
Мне не была важна материальная ценность данных украшений. Они были важны для моей души и памяти. Все, что принадлежало моим родителям, так или иначе грело мою душу. И эти сережки не были исключением. Боже! Я не могла их потерять.
― Ты уверена, что их нигде нет?
― Ивар, я никогда не оставляла украшения где попало. Всегда клала обратно в коробочку. Это мамины, понимаешь? Это не игрушка, не цацки.
Я снова смахнула непрошенные слезы и увидела, как у Ивара напряглись желваки. Он сжал кулаки и одним из них вытерев губы, посмотрел на меня из‐подо лба.
― Пойдем, ― кивнул в сторону кабинета и размашистым шагом пошел вперед.
Я буквально бежала за ним, а сама рукой придерживала свою подвеску ангела. «Мамочка, я обязательно их найду».
Зайдя в кабинет, Ивар прошел к рабочему столу, открыл ноутбук и принялся что‐то искать там. Я стояла посреди комнаты, то и дело думая, кому могли понадобиться мои серьги, кто вообще посмел рыться в моих вещах. И неважно, что я уехала, но ведь это чужое, не оставленное тем, кто забрал. Разве можно брать чужое? Никто же не знает, как оно досталось человеку, по какой причине и что значит для него.
― Тварь! ― я вздрогнула и перевела взгляд на Ивара.
Он был крайне недоволен.
― Что случилось, Ивар?
― Это Настя украла их. Дрянь паршивая!
― Настя? Но зачем она это сделала?
― Иди сюда, ― мужчина уступил мне место, и я присела в его кресло. Сам Ивар встал рядом со мной и запустил на экране ноутбука видео.
На нем видно, как Настя, горничная, выходит из моей комнаты и с довольной злобной ухмылкой прячет сережки себе в карман. От этого действия у меня внутри все загорается гневом. Да как она посмела? Как она посмела трогать то, что мне так дорого.
― Гадина. Да я ей патлы выдеру за это. Как она вообще посмела рыться в моих вещах? ― Зло прошипела я, крепко сжимая пустую коробочку. ― Она сегодня на работе?
― Нет, Ассоль, я уволил ее в тот день.
― Черт… а номер телефона есть?
― И номера телефона нет. Эта дрянь оставила тогда свой телефон у меня. Вернее, я его ей не отдал, потому что она хотела заснять на камеру видео, где якобы меня ублажает.
― Что? ― я прищурилась, не веря в услышанное.
― Да, и трусы красные, это были ее. Она их подбросила мне в комнату.
― Господи. Что с ней не так?
― Я сразу понял, кто это сделал. Слишком уж не нравилось ей твое присутствие в этом доме. Я в тот же день вызвал ее на разговор, а она начала рассказывать, какая она достойная женщина, чтобы быть со мной. Хотела на камеру все записать, да только я заметил.
― А что она хотела на камеру записать?
― Настя думала, что я растаю и соблазню ее.
― Господи, ― я прикрыла лицо руками, не веря во все сказанное. Что вообще происходит? ― Что было дальше? ― снова перевела взгляд на Ивара.
― Я уволил ее, приказал, чтобы она убиралась из дома и никогда не смела приближаться к тебе.
― А она и не приблизилась, ― прошептала я с горечью на языке.
― Я сейчас же прикажу своим людям, чтобы нашли эту тварь. Мы вернем твои украшения. Поняла меня?
Ивар понял мое лицо за подбородок, заставляя посмотреть в его глаза. Я медленно кивнула.
― Она пожалеет о том, что сделала. И заплатит за твои слезы. Я тебе обещаю.
― Мне бы только вернуть сережки. Они мне очень дороги, ― прошептала я, ощущая, как снова начинает дрожать нижняя губа. Я готова разрыдаться от обиды.
