— Тем не менее я считаю, что с кольцом ты отлично придумал. Интересно было бы посмотреть, что она станет рассказывать всем тем, кто захочет взглянуть на знаменитый изумруд. Что касается меня, то я не стал бы ей после этого доверять.
Эштон нахмурился и пробурчал:
— Я и раньше не слишком ей доверял. И еще меньше доверяю ее брату. Не могу сказать, что именно меня в нем настораживает, но я привык полагаться на интуицию.
— Господи, приятель, если все именно так, как ты говоришь, то зачем тебе жениться на этой женщине?
— Потому что из всех невест с приличным приданым только она готова проявить благосклонность к нищему виконту, у которого к тому же множество родственников на шее. Кроме того, за этим виконтом тянется длинный шлейф скандалов, связанных с именем его недостойного отца.
— Так вот в чем дело… А как насчет прекрасной Пенелопы?
Эштон со вздохом опустился на стул.
— Я бы рад сказать, что забыл о ней, но это не так. Я человек разумный, а разум требует вернуться на путь, уже однажды избранный мною, на тот путь, что выведет мою семью из долговой ямы. Голос разума постоянно напоминает мне о том, что мне нужны деньги, что мои поместья нуждаются в притоке средств и что всем моим родным тоже нужны деньги. Разум говорит мне, что я должен вернуть Радмурам доброе имя, восстановить все то, что разрушил мой отец, пока пил, играл в карты и распутничал. И разум утверждает, что я ничего этого не добьюсь, если женюсь на девушке по имени Пенелопа, живущей с целой оравой братьев и кузенов в той части города, которую лишь с большой натяжкой можно назвать респектабельной. На девушке, которая каким-то образом угодила в бордель и которая думает, что способна видеть духов и призраков.
— В самом деле? Призраков? — Брант усмехнулся: — Восхитительно! Знаешь, что я думаю?
— Даже боюсь спрашивать.
Эштон с облегчением вздохнул, сообразив, что приятель не собирался развивать тему привидений.
— Можешь морщиться, — продолжал Брант, — тебе может не нравиться то, что я собираюсь сказать, но послушай… Приятель, пошли к черту рассудок, пошли к черту Клариссу и ее брата и сходи проведать малышку Пенелопу. Или ты выбросишь ее из головы… и из другого места, где бы она там у тебя ни засела, или, наоборот, прикипишь к ней, но помни: осталось не так много времени. Не успеешь опомниться, как Кларисса женит тебя на себе.
Эштон снова помрачнел.
— Но на подготовку к свадьбе уходит не один месяц…
— Но и помолвку обычно предваряет официальное предложение, а также подношение кольца, — возразил Брант. — Поверь, я бы ни за что не допустил, чтобы меня застали наедине с прекрасной Клариссой, если бы рассчитывал погулять холостяком столько, сколько положено после помолвки.
— Проклятие… — проворчал Эштон. — Если Хаттон-Муры опасаются, что я так и не сделаю Клариссе предложения, то постараются принудить меня к браку. Собственно, они уже пошли по этому пути. Но возникает вопрос: зачем им это? Со своей красотой и своим приданым Кларисса легко найдет себе мужа. Они не нуждаются во мне. Это я в них нуждаюсь, вернее — в этом проклятом приданом.
— Действительно, зачем им такой брак? Ты задал очень хороший вопрос. Тот самый, который определенно нуждается в ответе. Скажи, ты уверен, что у Клариссы действительно есть богатое приданое?
— Я велел своему поверенному проверить финансовое положение Хаттон-Муров.
— Ты полностью исключаешь вероятность того, что он солгал? А может, его обманули?
Эштон собирался ответить, что такое исключено, но так ничего и не сказал. Могло ли случиться так, что Хадсона обманули? И если так и случилось, то как теперь узнать правду? В обществе Хаттон-Муры считались вполне респектабельными людьми, и лишь немногие не признавали их принадлежности к аристократии, считая их титул фальшивкой. В лондонском свете, где слухи распространяются с чудовищной скоростью, не было никаких сомнений в устойчивости их финансового положения, да и жили они на широкую ногу. Люди, находящиеся на грани финансового краха, так не живут. И зачем бы им прилагать столько усилий и пускаться на такие уловки, чтобы выдать молодую леди за нищего виконта? Уж если они тоже без средств, то им следует искать Клариссе в мужья человека со средствами. Так Эштон и сказал приятелю.
Брант утвердительно кивнул:
— Да, это было бы логично. И все же, почему все происходит именно так? Зачем им подталкивать тебя к алтарю? Может, ты Клариссе небезразличен? Тебе не приходило в голову, что она в тебя влюблена?
— Нет, такого быть не может, — с уверенностью ответил Эштон. — Она одобрительно относится к тому, что я виконт, к тому, что у нашей семьи хорошая родословная. В этом смысле я для них довольно выгодное приобретение. Ведь они, как ты знаешь, не очень-то родовиты.
— Да уж… — кивнул Брант, потянувшись к яблоку. — Кларисса, судя по всему, надеется, что со временем благодаря тебе станет герцогиней. Поступай как хочешь, но лично я теперь буду пристальнее присматриваться к Хаттон-Мурам. Мне не нравятся аферисты, и меня особенно беспокоит то, что для афер, казалось бы, нет повода.
— И меня это все больше беспокоит. — Эштон встал, подошел к камину и бросил газету в огонь. Глядя, как она горит, он не испытал того удовлетворения, на которое рассчитывал. — И все же я не могу разорвать помолвку без достаточных на то оснований. Хотя бы ради своей семьи. Я не стану подвергать родных испытанию очередным скандалом, который, несомненно, вызвало бы расторжение помолвки. Они итак пережили слишком много скандалов за последние годы. — Как только газета превратилась в пепел, Эштон вернулся за стол.
— Но если они солгали, обещая тебе то, чего не существует, то ты имеешь полное право разорвать помолвку. А если в результате и возникнет скандал, то пострадают от него Хаттон-Муры, а не ты.
— И тогда придется начинать все снова. А мне этого совсем не хочется.
— Лучше так, чем узнать, что тебя обманули, разве я не прав?
«Да, ужасно не хочется остаться в дураках, — подумал Эштон. — Ни денег, в которых так нуждается семья, ни жены, к которой я питал бы хоть какие-то чувства или хотя бы мог доверять…» Виконт успокаивал свою совесть, решив, что станет для Клариссы примерным мужем. Но все же при мысли о том, что он женится на ней, однако не получит обещанного приданого, его охватывал ужас. Трюк с объявлением о помолвке, которой на самом деле не было, убил в нем остатки симпатии к этой женщине. Эштон тщетно пытался убедить себя в том, что Кларисса могла даже не знать о пресловутом объявлении, что все это — гнусные проделки ее брата. Нет, такого просто быть не могло, Кларисса наверняка должна была знать обо всем этом уже хотя бы потому, что ей придется вести себя соответствующим образом, принимая поздравления от многочисленных знакомых.
— Думаю, мне стоит написать домой о том, что произошло, — сказал Эштон. Болезненно поморщившись, добавил: — Придется рассказать родным хотя бы часть правды. Иначе они обидятся: подумают, что я отстранил их от участия в столь важном для нас всех деле. Они знали, что я ухаживал за Клариссой, но рассчитывали, что я хотя бы предупрежу их о том, что готовлюсь сделать ей предложение. И вот сейчас — это объявление о помолвке… Они живут совсем недалеко от Лондона, так что в скором времени новость до них дойдет.
