Курт фрайхерр фон Хаммерштейн-Экворд (1878–1943) – немецкий генерал-полковник, который некоторое время занимал пост главнокомандующего рейхсвера
Герберт фон Дирксен (1882–1955) – немецкий помещик, дипломат и писатель
На встрече с начальником сухопутных сил рейхсвера генералом К. фон Гаммерштейном-Эквордом 5 сентября 1929 года К. Е. Ворошилов откровенно заявил: «Наши взаимоотношения построены на своеобразных началах. Мы заинтересованы по-разному в совместной работе. Рейхсвер желает иметь базу для опытов вновь сконструированных танков, обучения танкистов-специалистов, изучения тактики и свойств танков. Мы же заинтересованы, кроме указанного, еще и в том, чтобы получить техническую помощь». Тут сказывалась промышленная и научно-техническая отсталость СССР, которую Сталин рассчитывал преодолеть путем реализации 2–3 пятилетних планов.
17 октября 1931 года германский посол в СССР Герберт фон Дирксен описывал фон Бюлову свою встречу с Ворошиловым: «Ворошилов самым категорическим образом подчеркивает неизменное чувство дружбы, питаемое здесь к Германии. По его словам, как переговоры с Францией, так и переговоры с Польшей представляют из себя явления чисто политического и тактического характера, которые диктуются разумом. В особенности же ясно отдают себе здесь отчет об отсутствии внутренней ценности договора о ненападении с Польшей… Границы с Польшей Ворошилов считает… неокончательными».
10 ноября 1931 года начальник штаба рейхсвера генерал В. Адам вместе с генералами Кестрингом, Гофмейстером и Манштейном встретился с начальником вооружений РККА М. Н. Тухачевским. На этой встрече, согласно советскому отчету, «т. Тухачевский указал, что, несмотря на некоторые достижения и успехи, темпы работы совместных предприятий все же чрезвычайно медленны, а техническая база их настолько узка, что эффект от совместного сотрудничества крайне неудовлетворительный и не оправдывается ни со стороны материальных затрат, ни с политической. Необходимо усилить темпы и извлечь максимальную пользу.
В частности, по Липецку – желательно в будущем году произвести опыты на самолетах новейших конструкций с мощными моторами на тяжелом топливе. Кроме того, необходимо испытать самолет Юнкерса с герметически закрытой кабиной в зимних условиях и в полетах на больших высотах, произвести бомбометание с этих высот и стрельбу из тяжелых пулеметов по конусам».
На встрече с В. Адамом 29 ноября 1931 года Ворошилов заверил германского коллегу, что «в переговорах с Францией нет и не может быть ничего направленного против Германии. Наша страна заинтересована в добрососедских отношениях со всеми государствами. Не исключена возможность, что мы будем вести с Польшей переговоры о пакте о ненападении… Но разговоров о границах и вообще о Германии мы вести с поляками не собираемся». При этом Климент Ефремович посетовал, что не все ладно в танковой школе в Казани: «Если бы я не знал немецкой армии, то я прямо сказал бы, что здесь вредительство… Три года в Казани возятся, и никакой новой материальной части. Все те же танки, что привезли сначала. Я говорил: шлите конструкторов – и вы, и мы будем иметь танки».
Адам оправдывался: «Мы подходим к танковому вопросу с большой осторожностью, как потому, что у нас мало средств, так и потому, что танки очень дороги и очень скоро стареют». Но Ворошилов стоял на своем: «Поскольку эти предприятия являются совместными, цель и назначение их принести пользу обеим сторонам. У нас есть уже промышленная база, но у нас пока мало людей – конструкторов. У вас же люди есть, мы так и полагали, что ваша сторона будет давать пакеты, чертежи, проекты, идеи, конструкции, словом, что мы получим лаборатории и для вас, и для нас. Ничего этого нет. О школе много кричат – и поляки, и американцы… Я не понимаю, почему не используются все возможности, может быть, от нас все-таки что-то скрывают или почему-либо не считают нужным все сделать. Такое мнение не только у меня. Ведь я не сам лично всем распоряжаюсь, я член Правительства и отчитываюсь перед ним. Мне говорят – риск есть, а где же результат, покажите танки, а показать нечего, три года совместной работы – и нуль полезности».
Адам же в ответ выказал свое настороженное отношение к танкам: «Неверно, что танки выиграли войну, но танки надо иметь, чтобы защищаться против танков, следить за их развитием и строить танки… Англичане тоже ограничены в средствах и воздержатся от широкого развития танков… Большие битвы никогда не будут решены танками, а людьми».
12 декабря 1931 года Дирксен доносил в Берлин о своей встрече с главой советского военного ведомства: «Ворошилов снова подтвердил, что даже в случае подписания договора с Польшей ни в коем случае не последует какого-либо ухудшения или изменения в дружественных отношениях Советского Союза с Германией. Ворошилов сказал, что ни при каких обстоятельствах, разумеется, не может быть и речи о какой-либо гарантии польской западной границы; советское правительство – принципиальный противник Версальского договора, оно никогда не предпримет чего-либо такого, что могло бы каким-либо образом укрепить Данцигский коридор или Мемельскую границу. Что касается польской восточной границы, то ведь Советский Союз заключил мирный договор с Польшей и, таким образом, до известной степени признал границу… Я имел случай спросить г-на Ворошилова о том, что он думает о настоящем положении германо-советских отношений, на что он мне ответил, что взаимоотношения в настоящее время как с точки зрения политической, так и экономической – удовлетворительные».
12 марта 1932 года Ворошилов писал советскому полпреду в Берлине Л.М. Хинчуку: «Учитывая в достаточной степени политическое значение рейхсвера для Германии, мы, идя на материальные жертвы, сделали много для того, чтобы иметь хорошие отношения с рейхсвером. Однако при этом мы никогда не забывали, что рейхсвер с нами «дружит» (в душе ненавидя нас) лишь в силу создавшихся условий, в силу необходимости иметь «отдушину» на востоке, иметь хоть какой-нибудь козырь, чем пугать Европу. Вся «дружба» и сотрудничество рейхсвера шли по линии стремления дать нам поменьше и похуже, но использовать нас возможно полнее».
Вильгельм Адам (1877–1949) – офицер немецкой армии (с 1939 года генерал-полковник), служил в Баварской армии, рейхсвере и вермахте; начальник Войскового управления (аналог генштаба) рейхсвера в период до Адольфа Гитлера
Стороны не доверяли друг другу и с большой осторожностью подходили к сотрудничеству друг с другом. Вернее, такая осторожность присутствовала со стороны Германии. Немцы боялись случайно не передать Советам лишнего в плане новейших образцов вооружений и технологий. Ведь Германия рассматривала СССР не только как союзника в борьбе против ненавистной Версальской системы, но и как весьма вероятного потенциального противника, поскольку СССР, как подозревали немцы, не оставлял надежд на коммунистическую революцию в Германии. Берлин не раз выражал обеспокоенность деятельностью Коминтерна и публичными чествованиями, которые устраивались в СССР германским коммунистам – участникам революции 1918–1919 годов, например Максу Гельцу. Так, Дирксен 20 февраля 1930 года на встрече с заместителем наркома иностранных дел М. М. Литвиновым указал на ряд действий Москвы, способствовавших «обострению советско-германских отношений». К их числу германская сторона отнесла «официальное чествование в Ленинграде и других местах; официальный прием делегации красных фронтовиков Дальневосточной армией и Блюхером» и «прием делегации красных фронтовиков в Большом театре по случаю съезда Осоавиахима, на котором присутствовали Ворошилов и другие члены правительства». Кроме того, Германия становилась одной из первых целей в случае повторения остановленного в 1920 году под Варшавой похода Красной Армии на Запад. А в случае усиления Германии СССР становился ее соперником в борьбе за влияние в Восточной Европе. И немцы опасались делиться с Москвой секретами последних разработок.
