Но рейхсканцлер, не дожидаясь моего ответа, возвестил от своего имени о моем якобы состоявшемся отречении и об отказе от трона кронпринца, которого по этому поводу вообще не запрашивали. Он передал правление в руки социал-демократов и призвал г-на Эберта на пост рейхсканцлера. Обо всем этом мне было передано по беспроволочному телеграфу, и вся армия читала эти телеграммы. У меня выбили из рук возможность самостоятельно решить – остаться мне или уйти, сложить ли с себя кайзеровское достоинство, сохранить ли прусскую королевскую корону. Армия была тяжело потрясена ложным представлением о том, что ее король в критический момент бросил ее…
После получения радиограммы мое положение стало тяжелым. Войска, правда, стягивались к Спа, чтобы обеспечить нормальную работу главной квартиры. Но высшее военное командование полагало, что нельзя уже рассчитывать на безусловную верность войск в том случае, если из Аахена и Кельна подойдут восставшие солдаты и наши части будут поставлены перед необходимостью вооруженной борьбы со своими товарищами. Все мои советники рекомендовали мне поэтому оставить армию и уехать в нейтральную страну, чтобы избежать «гражданской войны»…
В течение тридцати лет армия была моей гордостью. Я жил и работал для нее. И теперь, после четырех блестящих лет войны с ее неслыханными победами, армия должна была погибнуть под ударами, нанесенными ей в спину революционерами как раз тогда, когда мир был уже совсем близок.
Особенно глубокий удар в самое сердце нанесло мне то обстоятельство, что мятеж прежде всего захватил мое создание – мой гордый флот».
О том же сожалел и Людендорф: «Исчезла гордая германская армия, которая выполнила невиданные в истории дела и в течение четырех лет противостояла превосходящему в силах противнику, охраняя границы родины. Победоносный флот был выдан противнику. Новые германские правители, не сражавшиеся сами на фронте, торопились помиловать дезертиров и прочих военных преступников, в том числе частью и самих себя и своих ближайших друзей. Власти и солдатские советы усердно и решительно работали, чтобы уничтожить все следы военной жизни. В этом выражалась благодарность новой родины германским солдатам, из которых миллионы пролили за нее кровь и отдали свои жизни».
Как и в России, горючим материалом революции стали запасные части и флот. Сказалось, в частности, и то, что солдаты в этих частях и моряки в ходе войны почти не были в бою и не слишком-то стремились попасть на фронт. Они были развращены бездельем, отсутствием настоящей боевой работы. Последним же толчком к революционному выступлению послужило осознание того, что война проиграна, и желание поквитаться с теми, кто довел Германию до катастрофы, – с кайзером и генералами.
Людендорф считал, что «новая власть и ее буржуазные попутчики отказались от всякого сопротивления и, не имея на то законного права, подписали капитуляцию и передали Германию на милость беспощадного врага».
Подведем печальные итоги. Общие потери всех сторон в Первой мировой войне составили около 10 миллионов убитыми и до 20 миллионов ранеными. Таких потерь человечество в войнах еще не знало. Германия потеряла 2030 тысяч человек убитыми и умершими, Австро-Венгрия – 1,1 миллиона, Болгария – 90 тысяч и Турция – 800 тысяч человек (почти половина турецких потерь пришлась на умерших от болезней). Потери стран Антанты были еще большими. Франция лишилась 1400 тысяч человек, Англия – 715 тысяч человек, а ее доминионы – 200 тысяч. Потери Италии составили 580 тысяч человек, потери Сербии и Черногории – 280 тысяч человек, потери Румынии – 250 тысяч человек, потери США – 114 тысяч, потери Бельгии – 38 тысяч, потери Греции – 26 тысяч и потери Португалии – 7 тысяч человек. Меньше всех потеряла Япония – 300 погибших.
Велики были потери России. В плен попало 3750 тысяч солдат и офицеров русской армии, из них умерло до 500 тысяч. В Первой мировой войне погибло, включая умерших в плену, более 2 миллионов наших соотечественников. В свою очередь, в русском, плену находилось 177 тысяч военнослужащих германской армии, 1737 тысяч – австро-венгерской и 65 тысяч турок и болгар. Общие безвозвратные потери Центральных держав составили 4020 тысяч человек, а государств Антанты – 5610 тысяч человек. Соотношение оказывается в пользу Германии и ее союзников – 1,4:1. Это объясняется лучшей готовностью Германии к войне и более высокой боеспособностью германской армии. Сыграло свою роль и численное превосходство Антанты, побуждавшее ее военачальников более расточительно расходовать солдатские жизни, тогда как германское командование вынуждено было в большей мере заботиться о сбережении солдатских жизней. Тем не менее таких потерь германская армия не несла никогда прежде. Даже в наполеоновских войнах, не говоря уж о франко-прусской войне, потери Пруссии и ее союзников были на порядок ниже.
Позднее национал-социалисты спекулировали памятью павших в Первой мировой войне, призывая к реваншу. Так, в 1927 году в день поминовения павших Геббельс провозглашал: «Мы обращаемся в своих помыслах к двум миллионам тех, кто изнемогал в окопах Фландрии и Польши… Наши думы о солдатах германской национал-социалистической революции, бросивших свои жизни на алтарь будущего ради того, чтобы Германия воспрянула снова… Воздаяние! Воздаяние! День его грядет… Мы склоняем головы перед вами, мертвыми. Германия начинает пробуждаться в отблесках вашей пролитой крови… Пусть раздастся маршевая поступь коричневых батальонов: за свободу! Солдаты бури!1 Армия мертвых марширует с вами в будущее!»
Революция 1918 года: почему проиграли левые
Революция ноября 1918 года не случайно вспыхнула на флоте. Адмирал Тирпиц так характеризовал настроения германских моряков: «Линкоры стояли в устьях рек или перед ними, защищенные заграждениями, но лишенные видимой цели и, казалось, обреченные на вечное бездействие; тяжелая и однообразная служба после пятилетнего непрерывного пребывания на борту корабля становилась почти невыносимой. Эти железные ящики лишились даже тех скромных удобств, которыми они обладали в мирное время. К тому же приходилось все время быть начеку, и матросы редко получали отпуск и находились в постоянном напряжении. Таким образом, со временем на кораблях создались такие условия жизни, которые не были невыносимыми для натур с рыбьей кровью, но зато превратили флот в школу критики и рассадник разрушительных и болезненных доктрин». Длительное отсутствие активной боевой работы деморализовало матросов «Флота открытого моря». Поэтому они, равно как и солдаты Восточного фронта, уже много месяцев не участвовавшие в боевых действиях, наряду с запасными батальонами стали «горючим материалом» революции. Точно так же в Российской империи застрельщиками революции выступили матросы Балтийского флота и солдаты запасных батальонов.
Революционная власть в Германии казалась очень неустойчивой, и ее неоднократно пытались свергнуть оппоненты как справа, так и слева. Одну из таких попыток, происшедшую в декабре 1918 года, красочно запечатлел в своих мемуарах Шейдеман: «Реакция чуяла весну (в связи с декларацией Антанты, объявившей в связи с высадкой союзных войск в Одессе большевиков вне закона. – Б. С.). Она думала, что настал момент убрать все революционные декорации, чтобы прежде всего свести счеты со всем социалистическим и пролетарским. Эта мысль породила комический бунт 6 декабря. Его инициаторами были несколько молодых людей из министерства иностранных дел, которым, разумеется, не нравилось новое направление, граф Матушка и фон Рейнгабен. Инсценирован он был на деньги фон Штума, который руководил отделом информации. К ним присоединились две в высшей степени подозрительные фигуры… Спиро и некий Фигнер, который позднее занимался в Копенгагене сомнительными репортажами. Во главе нескольких сот солдат и студентов эти герои продефилировали перед имперской канцелярией, провозгласили там Эберта президентом, на что Эберт, разумеется, не отозвался, и ворвались в помещение палаты господ, где арестовали ненавистный исполнительный комитет. Правда, через час был водворен полный порядок, но только потому, что все начинание было делом нескольких смешных и бестолковых людей, у которых не было ни осмотрительности, ни мужества. Во всяком случае характерно, что в революционном Берлине здания высших органов государственной власти могли быть захвачены столь же просто, как какой-нибудь нелегальный игорный дом при полицейском налете. Но самым печальным было то, что эта глупая выходка стоила человеческих жизней. Она врезалась в чрезвычайно напряженное настроение, которое в тот же вечер разрешилось уличной борьбой между солдатами и рабочими, взволнованными чудовищно преувеличенными слухами о реакционном государственном перевороте. Свыше 40 пролетарских трупов снова лежало на улицах Берлина».
