31 марта Геббельсу пришлось констатировать: «Немецкий народ стал считать англо-американцев гуманнее Советов… Антиангло-американская пропаганда – важнейшее требование момента. Если мы разъясним народу, что англичане и американцы будут обращаться с ним так же, как и большевики, то он займет по отношению к противнику на Западе совсем иную позицию. Если нам удалось ожесточить немецкий народ и наполнить его ненавистью к большевикам, то почему же нам не удастся сделать это и по отношению к англо-американцам?»
На выход из Женевской конвенции Гитлер так и не решился, опасаясь, что это может спровоцировать массовую сдачу в плен на Западном фронте, когда солдаты и офицеры вермахта будут торопиться успеть сложить оружие до того, как в тылу СС успеет предпринять репрессии против англоамериканских пленных и тем спровоцировать ужесточение отношения к пленным немцам.
К концу марта общее число беженцев в Германии достигло 19 млн. человек, и сколько-нибудь планомерная эвакуация столь большой массы людей стала невозможна. Беженцы из Пруссии и Силезии бежали на запад страны, беспощадно уничтожаемой союзной авиацией, в то время как англо-американские войска вторглись в Рур. Беженцы же из Рура и других западных территорий, попадая в восточные провинции, оказывались под ударами Красной Армии.
Вслед за волнениями на Западе возникли беспорядки и в Берлине. 4 апреля 1945 года впервые с начала войны толпа в 200 человек в берлинском районе Рансдорф разгромила две булочные (это вообще был первый случай подобных беспорядков на территории Германии с 1939 года). Двое зачинщиков беспорядков, мужчина и женщина, были обезглавлены по приговору военно-полевого суда, о чем было объявлено населению столицы Рейха. Больше голодных беспорядков в Берлине не возникало. Зато в Вене в начале апреля часть населения и военнослужащих австрийцев присоединилась к советским войскам, штурмовавшим город.
23 марта 1945 года Геббельс констатировал полный провал тактики «выжженной земли» на Западе: «Фюрер еще раз отдал категорический приказ об эвакуации населения из западных областей, которые находятся под угрозой захвата противником. Практически этот приказ вообще невыполним, потому что люди просто не уходят, а сил, которые бы их к этому принудили, в нашем распоряжении нет».
В последние месяцы и даже годы войны люфтваффе уже не могло на равных противостоять англо-американской авиации. 17 марта 1945 года Геббельс записал в дневнике: «К концу февраля военная авиация имела всего 30 тысяч тонн бензина. Часть бензина сохраняется как последний резерв на крайние случаи. Поступление значительного количества бензина ожидается лишь осенью. До этого времени с нынешнего дня бензин расходоваться больше не будет, за исключением полетов для обеспечения войск. В соответствии с наличием бензина из нашей программы вооружений будут исключены все типы самолетов, за исключением пяти. Это 1) реактивный истребитель «Ме-262», вооруженный четырьмя пушками калибра 30 мм, 2) «Хе-162» (еще не испытан), 3) одноместный истребитель «Та-152», 4) «Арадо-234» и 5) ночной истребитель «Ю-88». За последние недели потери наших истребителей в воздухе составили примерно 60 процентов. Производство самолетов в ближайшие месяцы должно составить (ежемесячно): 1) 1000 самолетов «Ме-262» с резервом в 500 самолетов и наличием 800 самолетов на фронте, 2) 500 самолетов «Хе-162» с резервом в 1000 машин, 3) 500 самолетов «Та-152», 4) 80—100 самолетов «Арадо-234» и 5) 50 машин «Ю-88». Главное внимание, по решению фюрера, будет уделяться производству «Ме-262», способного находиться в воздухе 70 минут и использовать нечто вроде дизельного топлива, которого у нас имеется 44 тысячи тонн и запасы которого можно пополнить. Министр Шпеер сделает все для обеспечения первоочередного производства «Ме-262». Подготовка к его серийному выпуску настолько продвинулась вперед, что через два-три месяца эти самолеты смогут начать широкую борьбу с вражеской авиацией. На основе опыта их использования можно сделать вывод, что соотношение сбитых самолетов составляет 5:1 в нашу пользу. 23 самолета «Ме-262», недавно поднявшиеся в воздух, достоверно сбили 7 бомбардировщиков и предположительно еще 4 бомбардировщика и 4 истребителя, а наши потери составили лишь 1 самолет. Прямые попадания с «Ме-262» просто разрывают «москито». Чтобы сбить такой бомбардировщик, требуется четыре попадания… Промышленность вооружений может без трудностей наладить выпуск узлов и деталей самолета. Началось сооружение стартовых полос – без применения бетона и с использованием автострад. Самолеты замаскированы на лесных стоянках, окруженных земляными валами и покрытых примитивными крышами, так что даже при бомбардировке по площадям нельзя вывести значительное число этих машин. Принимается в расчет также возможность предательства генерального конструктора Манке. Противнику для производства самолетов типа «Ме-262» потребуется два года».
Однако в действительности немногочисленные реактивные истребители «Ме-262» не могли ничего сделать с армадами «летающих крепостей». И уже 19 марта 1945 года Геббельс записал в дневнике: «Вчера в полдень был совершен массированный налет на столицу Рейха… Американцы атакуют 1300 бомбардировщиками в сопровождении 750 истребителей, а мы можем противопоставить им всего 28 самолетов «Ме-262», которые могут продержаться в воздухе лишь от 30 до 45 минут… После налета, который длился два часа, столица являет собой привычное жуткое зрелище. Из окна я могу видеть пожары во всем правительственном квартале… Фюрер полагает, что наши самолеты «Ме-262» кое-чего добились, но число сбитых самолетов противника пока не установлено. Я не думаю, что 28 истребителей, какими бы быстроходными они ни были, могут добиться чего-то существенного против 1300 вражеских бомбардировщиков, сопровождаемых 750 истребителями».
Гитлер, однако, все еще верил (или делал вид, что верит) в «чудо-оружие». 22 марта 1945 года Геббельс записал в дневнике: «Сейчас фюрер возлагает огромные надежды на реактивные истребители. Он даже называет их «машинами германской судьбы». Он верит, что благодаря реактивным самолетам удастся – по крайней мере оборонительными действиями – подорвать превосходство противника в воздухе. Но он добавляет, что они, надо надеяться, будут получены не слишком поздно. Стрелка часов приближается к двенадцати, если уже не перевалила за двенадцать… Счастливым обстоятельством при использовании реактивных самолетов является то, что им не нужен высококачественный бензин, что они могут летать чуть ли не на помоях. Так что с проблемой горючего мы справимся».
В тот же день Гитлер сравнил моральное состояние вермахта на Востоке и на Западе отнюдь не в пользу Западного фронта. Геббельс записал в дневнике: «Наши войска на Западе уже не воюют как надо. Их моральный дух сильно упал, поэтому у них нет больше энергии, совершенно необходимой, чтобы оказывать сопротивление в этой критической ситуации. Моральный дух населения тоже, конечно, в огромной степени снизился, если не достиг нуля… Фюрер чрезвычайно доволен нашей антибольшевистской пропагандой. Ведь она оказала свое влияние, заставив наши войска на Востоке вновь обрести сравнительно хорошую форму».
На Западе население и войска были сильно деморализованы как ковровыми бомбардировками, так и осознанием того, что в случае слишком упорного сопротивления им грозит опасность попасть в плен к идущей с Востока Красной Армии. Такая перспектива побуждала многих солдат и офицеров сдаваться в плен западным союзникам. На Восточном же фронте немцы были напуганы как пропагандой, кричавшей о большевистских зверствах, так и информацией, поступавшей с занятых советскими войсками германских территорий. Поэтому они сражались упорно и старались не попасть в плен. Да и воздействие советской авиации даже в последние месяцы войны было не столь эффективным, как удары англо-американских «летающих крепостей». К тому же на Востоке люфтваффе еще оказывало хоть какое-то содействие своим войскам с помощью штурмовиков «Ю-88» и даже снабжало по воздуху окруженных в Глогау и Бреслау. На Западе же все свелось к безнадежной борьбе немногочисленных немецких истребителей с армадами англо-американских бомбардировщиков.
