Открыла один единственный имеющийся в комнате шкаф и сразу же нашла ремень. Обернула вокруг талии и деревенщины, как не бывало. Для должного эффекта еще и волосы распустила. Ну вот, теперь я довольна своим внешним видом.
Вдохновившись успехами в области «моды», я направилась разбирать продукты. Да, закупился Лукьянов не на два дня. Не такой уж он и жмот, судя по количеству продуктов. Ну а обнаруженный в одном из пакетов «Захер», сделал из меня желе. С этим надо что-то делать…
Глава 28
Я была бы не я, если бы сделала все так, как сказал Лукьянов. Во-первых, хотелось поскорее щегольнуть перед ним не в бабкинском наряде, во-вторых, оказаться поближе. И нет, не для того, чтобы мне в голову прилетела какая-нибудь щепка. Ну а, в-третьих, овощи помыть я всегда успею. Перевожу взгляд на свои босые ноги и, не раздумывая, выхожу так на улицу.
— Герой Челентано в «Укрощении строптивого» рубил как сумасшедший дрова для того, чтобы сублимировать нереализованную сексуальную энергию в физический труд. А вы, Богдан Владимирович, с какой целью насилуете бедные деревья?
— С целью получения дров для их дальнейшего использования. А вы, Анна Михайловна, с какой целью переоделись в такой наряд? — откладывает топор на пенек.
— А я открыла шкафчик на кухне и на меня напала стая моли. К сожалению, купленные шорты и топ, в который влезет полторы меня, это стая сгрызла. И вот пришлось импровизировать с оставшейся футболкой. Как, по-вашему, я хорошо в ней выгляжу? — подхожу ближе к Лукьянову и начинаю перед ним крутиться.
— Хорошо. Только здесь нет моли. Так с какой целью?
— Ответить честно или как благородная леди?
— Ну, конечно же, честно.
— Чтобы быть красивее вас. У вас вот преимущество есть, а у меня в том наряде нет.
— Какое у меня преимущество?
— Кубики, конечно.
— Что есть, то есть. Ладно, я оценил твою очередную креативность и работу мозга.
— А хочешь я расскажу для чего ты это делаешь?
— Что?
— Рубишь дрова без футболки, тогда как около дома уже лежит кучка дров. Просто ты, как и я хочешь привлечь к себе мое внимание, демонстрируя свой торс.
— Я рублю дрова, потому что та кучка, как ты выразилась, сырая от дождя. А без футболки — дабы не грязнить ее потом. Но я могу почаще ее снимать, если тебе так нравится на меня смотреть. Кстати, давай заканчивать перескоки с «ты» на «вы». Эти игры в студентку и преподавателя несколько напрягают.
— А что так? Кстати, а почему студентки табу? Был неприятный опыт?
Отвечать на мои вопросы Лукьянов не спешит. Вместо этого берет дрова и несет их к мангалу.
— Не был. Я терпеть не могу, когда смешивают работу и личную жизнь. И малолеток тоже не люблю. А студентки — это малолетки, чаще всего с завышенными ожиданиями и, как правило, неспособные поддержать разговор. Для секса нормально, но на нем одном далеко не уйдешь, — после этих слов, желание заигрывать пропало напрочь. Я ведь малолетка с завышенными ожиданиями, да и… наверняка тупая в его глазах.
— Интересно… Тогда, что я здесь делаю? Я полностью подхожу под это описание.
— Ну почему же? Во-первых, я сказал чаще всего и как правило, стало быть, не все. Во-вторых, с тобой мне интересно разговаривать. Более того, я ловлю от этого определенный кайф. В противном случае, тебя бы здесь не было.
— То есть захерный подкуп просто с целью со мной побеседовать? Не брешите, Брешинда Владимировна.
— «Захер» исключительно с целью сделать тебе приятно, — уверенно бросает Лукьянов, ни на секунду не задумавшись. — Ну и, конечно же, я позвал тебя сюда не только для того, чтобы побеседовать и поесть.
— Знаешь что, лучше ври.
— Предпочитаю недоговаривать, нежели врать. Кстати, угадай, что я не люблю в женщинах? Если угадаешь, с меня выполнение любого твоего желания. В пределах разумного, конечно.
— Полагаю, все то, что есть во мне, — на мой комментарий Лукьянов усмехается в голос. И улыбается так… так… красиво.
— Желание будет выполнено, только если конкретизируешь.
— Да это легкотня. Курносый нос, одежду, подчеркивающую достоинства фигуры, мою легкость, которую ты принимаешь за легкомысленность.
— Почти. А еще веснушки и низкий рост.
— Это все тоже есть во мне.
— Да? — наигранно удивляется он, не переставая улыбаться. Как же хочется выбить ему зуб.
— Я выиграла, значит ты выполняешь мое желание, — спокойно произношу я, спустя несколько секунд. — Я хочу цветы. Точнее букет. Сегодня же. Здесь. Нечетное количество. Живые. А то еще достанешь из багажника что-нибудь похоронное. И да, не одуванчики, не цветки от картофеля и клубники. И не борщевик.
— Черт, а говорила в деревне не была, — Лукьянов по-прежнему не перестает улыбаться.
— Чтобы все это знать, достаточно иметь бабушку с дедушкой, которые имеют огород и вполне себе прекрасные условия для проживания. Пойду-ка я поляну накрывать.
Слабачка… Первое, что приходит на ум, когда спустя несколько секунд вместо того, чтобы позвонить Марку и попросить приехать за мной вечером, дабы утереть нос Богдану, я снова подхожу к окну и слегка отодвинув занавеску, в очередной раз устремляю на него взгляд. Он мне прямо заявляет о том, что во мне есть все, что он не любит в женщинах, а я стою как дура и смотрю за тем, как он подходит к умывальнику и начинает обмывать лицо водой, а затем мыть подмышки. Подмышки, блин! Мытье в принципе не может быть красивым. Однако меня это зрелище завораживает. Есть в этом что-то такое… привлекательное, черт возьми. Мужское, что ли. Отлипаю от окна и опираюсь спиной о стену.
— Кукушка — кукушечка, ну вернись на место, пожалуйста.
Как же он, блин, прав. Я влюбилась не в чей-то образ и уж точно не в хорошего мальчика, а вот в такого, вечно поддевающего меня во всем, мужика. Возможно, реально в чем-то ненавидящего меня. Циничного, практичного и ни капельки не романтичного.
* * *
— Я покорен, Аня. Цветочки из огурцов — это мощно, — задумчиво произносит Лукьянов, осматривая накрытый мной стол. — У тебя безусловно есть задатки хорошей хозяйки.
— Это всего лишь карвинг. Пару лет назад, когда я сидела на диете, мне было нужно себя чем-то занять. Готовить вкусное — тяжело, а вырезать из полезных овощей красоту — самое то.
— Ммм, так два года назад ты была толстой?
— Типа того.
