— Возьми мясо из морозилки.
— Зачем?
— А ты как думаешь?
— Вы предлагаете готовить сейчас вам мясо?!
— Я предлагаю взять тебе мясо и приложить к щеке, Аня, — сквозь зубы цедит он, шумно выдыхая. — Или тебе еще и голову отбили?
— Может и отбили, — обиженно отвечаю я.
Самое дурацкое, что я даже забыла о том, что меня ударили. И жутко. Жутко обидно от того, что невооруженным взглядом видно — Лукьянов меня на дух не переносит. Однако, несмотря на неприкрытую ко мне неприязнь, он встает с места и подходит сам к холодильнику. Достает оттуда заморозку и обернув ее полотенцем, подносит к моей щеке.
— Спасибо, — чуть хрипло произношу я несвойственным мне голосом.
— Черт, поаккуратнее можно?! — возмущенно бросает Егор, как только Лукьянов возвращается к обработке его брови.
— Не скули, не девка. И в клинику все равно придется ехать. Голову твою неясную просветить.
— Нике будешь указывать, что делать, а мне это на хрен не сдалось. Я сам знаю, что мне нужно, а что нет.
— Егор, прекрати. Тебе и вправду надо сделать снимки, — принимаю какую-то жалкую попытку его приструнить.
Дабы отвлечься, начинаю блуждать по кухне взглядом и первое, что я замечаю на столе — бутылку с виски и стакан, на дне которого остатки алкоголя. Судя по количеству напитка в бутылке, выпил Лукьянов немного. Однако — пил. И, наверное, продолжил бы это делать, если бы не мой звонок.
— Не хочешь заштопать Егора, а, Аня? — перевожу взгляд на Лукьянова, прожигающего во мне дыру.
— Я не умею, — честно отвечаю я.
— Я — тоже, — улыбаясь, произносит он. — Егор, быть тебе со шрамом, но девочки сие любят.
— Переживу.
А вот дальше произошло что-то из разряда ненормального. Стоило только Лукьянову начать обрабатывать рану, как меня повело. Сердце забарабанило так, словно я пробежала три километра без передышки. А когда он стал зашивать бровь Егора, во мне реально что-то перещелкнуло и мозг тупо расплавился. Я — больная на голову. Вместо того, чтобы думать о состоянии Юсупова, я пялюсь, нет, не так, я тащусь от того, как ловко мой мучитель зашивает бровь Егора. Смотрю на его уверенные движения и таю как мороженое на солнце. Боже, я конченая мерзавка. Как можно так встрять?! Закрываю глаза и пытаюсь избавиться от свалившегося наваждения, только беда в том, что тело живет своей жизнью и взгляд так и тянется к рукам Лукьянова. Ну нет в нем ничего такого! Он меня унижал и унижает. А ногти?! В конце концов, вспомни, Озерова, что по его прихоти пришлось сделать со своими ногтями. Блин, ну какого лешего меня так ведет?! Закусываю до боли губу и шумно вдыхаю, пытаясь прийти в себя.
— Ближайший туалет слева от кухни.
— Что? — растерянно бормочу я, смотря на Лукьянова.
— Облегчиться можно там, Аня. На моем стуле испражняться не надо, — с усмешкой добавляет он, вызывая во мне желание избить его со всей силы.
— Я ничего такого не делаю, — зло бросаю я и перевожу взгляд на, как ни странно, улыбающегося Егора.
— А ощущение, что ты еле сдерживаешься.
— Это она за меня переживает, — с улыбкой произносит Егор, подмигивая мне опухшим глазом. Мда… и тем не менее комментарий Егора привел меня в относительное чувство и больше ни на чьи руки я не пялилась.
— Ну все, готово. Пойдем в ванную, тебе надо умыться и одеться. Полежишь полчаса, потом поедем в клинику. А ты, Аня, сиди здесь. Я сейчас приду, — Лукьянов в этот момент помогает привстать Егору.
Провожаю их взглядом и понимаю, что все. Надо заканчивать со всем этим. Буду полной мерзавкой, но завтра же все скажу Юсупову. Нельзя мне больше здесь появляться. Просто нельзя. И больничный возьму завтра же.
— Знаешь кто ты, Аня? — поднимаю взгляд на вошедшего Лукьянова.
— Не знаю, но представляю.
— Не представляешь, — подходит к раковине и начинает мыть руки. А затем резко поворачивается ко мне и впивается взглядом. Становится не по себе. Так не по себе, что я начинаю оправдываться.
— Это могло случиться, где угодно и с кем угодно. Я никого не провоцировала, ясно?
— Ясно, — хмыкая, произносит он, промакивая руки бумажным полотенцем. Подходит ко мне и садится на стул напротив меня. Кладет мою ногу к себе на колено и без церемоний начинает доставать остатки стекла. — Редиска ты не прополотая, Аня, — неожиданно произносит он, вызывая во мне что-то наподобие ступора. — Кстати, я тебе говорил, что платье на тебе сегодня просто ужасное?
— Да. Только что, — как можно спокойнее произношу я, а самой хочется банально расплакаться. Козел! А ведь я была уверена на сто процентов, что ему понравится. Все закрыто. Мило. Прилично, в конце концов.
— Ну так повторяю. Платье просто ужасное. Это даже хуже, чем бабки в деревнях одеваются. Ты о чем вообще думала, когда его надевала?
— О том, что оно должно вам понравиться, — не задумываясь, честно отвечаю я.
— Мне не нравится. В таком только в гроб ложиться. Можешь смело его снять и использоваться вместо тряпки для мытья пола.
— Вам бы только пол помыть, — закатываю глаза.
— Женщина так-то для этого и нужна.
— Попахивает чем-то, вам не кажется?
— Я бы, конечно, мог сказать, что тебе надо помыть ноги и сделать педикюр, но ноги у тебя пахнут хорошо, ногти тоже в хорошем состоянии. В общем, не вонючие. А тебе чем-то попахивает, Анна?
— Да. Домостроем головного мозга. Теперь понятно почему у вас нет жены, — не знаю, как из меня это вырвалось. Однако на мой комментарий Лукьянов лишь усмехается. Я бы сказала, не зло.
— Не стесняйся, снимай платье. Я потерплю тебя в белье.
— Да что вы? Прям потерпите?!
— Потерплю, что ж делать. Лучше в белье, чем в этом монашеском убожестве, — брезгливо обводит меня взглядом.
— А я без белья, — с вызовом бросаю я, пытаясь уловить эмоции на его лице.
— Таки сгрызла моль. Кстати, надо тебе тоже голову просветить. Сильно шарахнули? — приподнимает мою ногу чуть выше, всматриваясь в место прокола.
— Не помню, — прикладываю руку к затылку. — Вроде не болит.
— Да было бы чему там болеть.
— Вы решили словесно отыграться за двухнедельное молчание?
— Разве? А я молчал?!
— Почти. Вы были просто нормальным.
— Большое упущение с моей стороны. Оставшееся время твоей практики я наверстаю ненормальность.
— Ну, неделю я уж как-нибудь потерплю.
— Неделю? — переводит взгляд на мое лицо.
— Вообще-то да, осталась неделя.
— Я тебе неуд поставлю. Будешь ходить еще месяц.
