— Далеко собралась?
— Я забыла фонендоскоп, — самое удивительное, что я и вправду про него забыла.
— Мой возьмешь. Проходи, — легонько подталкивает меня, как только я несмело поворачиваюсь к пациенту.
— Так вот оно, еще одно будущее анти-светило медицины, Богдан Владимирович? — бросает мужчина, усаживаясь на кровать. При этом улыбается так, как будто все происходящее его реально забавляет.
— Ну что вы, Ярослав Викторович, Анна Михайловна очень даже юное дарование, — сказала бы я, что Лукьянов снова издевается, но в голосе его, как ни странно, нет язвительных ноток. Но вот то, что он встал позади меня, положив свои ладони мне на плечи, как-то напрягло. — По крайней мере, очень на это надеюсь. А какой у нее язык, вы даже себе не можете представить, — вот же урод! — Таких студенток у меня еще не было, ну, стало быть, и вас такие еще не осматривали. Итак, Аня, Ярослав Викторович у нас не сказать, что частый гость больницы, но бывает здесь периодически. У него есть одна очень интересная особенность.
— Да не такая уж и интересная, — уже мягче произносит мужчина. — Всего лишь аллергия на все живое и неживое. Шутка, — быстро добавляет он. — Не на все, но на многое…
Мужчина продолжает говорить, а я, не в силах контролировать свои эмоции, поворачиваюсь в сторону Лукьянова. Это ж надо быть таким козлом? Неужели нельзя было сказать сразу, что надо быть просто «чистой», во всех смыслах этого слова, именно по отношению к этому больному? Козел! Трижды козел! Сейчас я испепеляю взглядом Лукьянова. Тот же на меня напротив — не смотрит. Не знаю, как удалось собраться и начать опрос больного. Видимо, я чего-то не догоняю, иначе мне не понять, что же такого интересного и специфичного в этом пациенте. Ну аллергик, ну заболел пневмонией. В остальном, судя по его же словам, совершенно здоров. Лукьянов мог вообще меня к нему не водить, учитывая, что, судя по истории болезни, он принял его еще в понедельник. Дебилизм какой-то.
После вполне себе стандартного опроса Лукьянов снял с себя фонендоскоп и вложил его мне в руку.
— Обрати внимание на систолический шум на верхушке, да и не только на него, — как-то странно произнес Лукьянов. Но еще больше меня удивило то, как он на меня смотрит. Странный он какой-то, ей-Богу. Смутившись, отвела взгляд в сторону больного, но тут же опешила, когда мою кожу возле уха опалило горячее дыхание Лукьянова. — Соберись, Анечка, — вновь кладет руки на мои плечи, уже более весомо их сжимая. — Не разочаруй меня, пожалуйста, — вкрадчиво шепчет он, вызывая моментальный прилив жара к моему лицу. Эта странная близость не столь напрягает, как смущает. Что это за интимные жесты? Резко передергиваю плечом и быстро вдеваю ушные оливы. Соберись, Озерова.
Когда я поняла, что что-то не так? Почти сразу. Первая мысль, пришедшая в голову — Лукьянов подсунул мне неисправный фонендоскоп. Я тупо ничего не слышу. Какой там к черту систолический шум на верхушке? Как там он говорил, делать морду кирпичом, даже если настала полная пятая точка? Ну, окей. И что дальше? Кивнуть, что слышу систолический шум? Бред какой-то. Нет, он явно мне подсунул неисправный фонендоскоп. У больного нет ожирения, да и в принципе излишней подкожно-жировой клетчатки. Он абсолютно стройный мужчина. Все должно прослушиваться!
Осторожно убираю мембрану от тела пациента и стучу по ней. Черт! Вот теперь я, кажется, оглохла от такого шума в ушах. И фонендоскоп очень даже рабочий. Глубокий вдох. Выдох. Вновь приложила мембрану к телу и… вновь ничего.
— Ну что там, Анна? Систолический шум услышала?
— Пока нет. Будьте добры, помолчите, пожалуйста, Богдан Владимирович.
Никакой подсчет межреберных промежутков мне не помог, равно как и пальпация верхушечного толчка. Я тупо начала аускультировать все. И, возможно, я двинулась головой, но странная догадка пришла ко мне в процессе, после того как показавшийся мне в начале недружелюбный больной, уже стал уставать от моих манипуляций. При этом я каким-то образом ощущаю, что он, к счастью, не злится на столь тормознутую анти-светильщицу медицины.
— Прилягте, пожалуйста, на кровать.
— Конечно, — тут же соглашается мужчина.
«Экзекуция» в лежачем состоянии продолжилась с еще большим усердием. Руки потрясывает от страха и от того, что чувствую на себе взгляд Лукьянова. Пару раз позорно промахнулась при перкуссии, задев пальцем тело мужчины. Тот, к счастью, не стал меня за это позорить. Паническая атака, связанная с моей профнепригодностью, постепенно стала отходить на задний план, когда все, что нужно я наконец поняла. Может у меня все же крыша поехала, но ничего другого на ум не приходит.
— Девушка, я забыл, как вас зовут?
— Не девушка, а врач. Анна Михайловна, — слышу позади голос Лукьянова.
— Хорошо, хорошо, Богдан Владимирович. Девушка, будущий врач, Анна Михайловна, у вас жуть какие приятные руки. Меня так никто и никогда не трогал как вы. Ой, точнее не осматривал. Пальпировал, перкутировал или как там правильно, — улыбаясь, произносит мужчина. — Если бы на вас был халат по размеру и девчачий, я бы точно в вас влюбился.
— Ярослав Викторович, не отвлекайте, пожалуйста, Анну Михайловну. Ну что, Ань? Рассказывай, что услышала. Про систолический шум не забудь.
— Не подсказывайте, Богдан Владимирович, это непрофессионально с вашей стороны, — с ухмылкой говорит пациент.
— Да я и не думал, — как ни в чем не бывало бросает Лукьянов. Приподнимаюсь с кровати и перевожу на него взгляд. Однако смотреть на него не получается. В итоге мой взгляд падает на телевизор, стоящий позади него. — Давай кратко, Ань. Сейчас не как по учебнику и как в академических историях болезни. Только по делу. Сердце и легкие. Ну и ту патологию, какую нашла.
— Учитывая, что верхушка сердца обращена вправо, то есть сердце находится с правой стороны, печень слева и… в общем, у пациента зеркальное расположение органов или транспозиция. На латинском как звучит не помню, — перевожу взгляд на Лукьянова. Могу поклясться, что в этот момент на его лице проявилось самое что ни на есть облегчение. — Что касается сердечной деятельности… Сердечный ритм правильный. ЧСС семьдесят ударов в минуту. Первый тон обычной звучности, не расщеплен. Второй тон… также обычной звучности, не расщеплен. Сердечные шумы не выслушиваются. Дыхательная система. Аускультативно: выслушивается ослабленное везикулярное дыхание в нижней доле слева, а также влажные хрипы. В остальных отделах легких выслушивается везикулярное дыхание, хрипов нет. При сравнительной перкуссии легких определяется притупление в нижней доле слева. В остальных отделах легких определяется ясный легочной звук. Ну это если кратко и по делу, — на одном дыхании проговорила я, при этом шумно выдохнув.
— Анна, будущий врач, вы мне нравитесь еще больше, — поворачиваюсь на голос Ярослава фиг помнит какого. Да что за сдвиг с этими отчествами?! — Я такое раньше испытывал при просмотре одного фильма в глубокой юности. Богдан Владимирович, вы как никто меня должны понимать. Мы с вами его, кажется, вместе смотрели. Название не вспомните?
