— А как давно ты с ним живешь?
— С детства. Не помню точно. Лет с шести.
— С шести… а кем он тебе приходится?
— Братом. Ты только, пожалуйста, не распространяйся об этом. Вчера из наших на Богдана, слава Богу, никто не обратил внимания. Он категорически против афиширования нашего родства.
— Брат?! Троюродный?
— Почему троюродный? Родной. Ну, по матери.
Офигеть! Ну не мог какого-нибудь другого брата найти?!
Глава 9
И пусть у обоих братьев разные отцы, я в полной мере осознала, что Егор действительно брат Лукьянова. Взгляд у них у обоих такой, что становится не по себе. Просто раньше Егор на меня не смотрел, вот и не было возможности это на себе прочувствовать. И вроде бы ничего такого он не делает, более того, Юсупов как бы занят не разглядыванием меня, а совершено другим делом — он бесцеремонно лазит по шкафу в поисках сладкого. Но фишка в том, что так или иначе я чувствую на себе его косые взгляды. Бесит до трясучки чувство того, что все это неспроста. Почему раньше он не обращал на меня внимания? Да и бесцеремонность, с которой он лазит по чужим вещам — раздражает. Но кто я такая, чтобы делать ему замечание? Находиться при нем неловко, особенно, зная, что он видел меня в окружении собственной рвоты.
И все-таки Егор красивый, несмотря на не самую красивую растительность на лице. Как там говорила Лиля, лобковый волос на бороде? Да, что-то в этом есть. Надо признать, у Лукьянова дела с растительностью на лице обстоят получше. Так, стоп, на кой черт я вообще приплела его сюда? Чувствую, как к щекам приливает кровь. Блин, ну вот вовремя! Так, спокойно, Озерова. Распускаю волосы, чуть приподнимаю их у корней и пока Юсупов не видит, наношу на губы гигиеническую помаду с блеском. Ну вот зачем я сейчас пялюсь на Юсупова. Мне скоро будет полная «ж», если я не соберусь и не заполню приемку. Соберись, тряпка! Утыкаюсь в компьютер и начинаю по памяти набирать анамнез заболевания. В какой-то момент, собравшись с мыслями, я реально ухожу в работу, совершенно не замечая Егора.
— Ань, кофе остывает.
— Я не просила тебя делать мне его. Более того, ты отвлекаешь меня, — раздраженно отвечаю я.
— А рафаэлку не хочешь?
— Это не твои конфеты. Тебе не кажется, что это не культурно? Не боишься, что тебе за это накостыляет твой родственник? — грубее, чем надо бы, произнесла я, наблюдая за тем, как Юсупов демонстративно отправляет в рот конфету. Черт, я есть, что ли, хочу?
— Не боюсь. Ань, ну не дуйся. Все же съешь конфетку, — в наглую тянет конфету к моему рту.
— Я не хочу. Ты меня отвлекаешь. Отойди, пожалуйста.
На удивление, Егор отходит и присаживается на диван напротив меня. Еще минут пять я заполняю приемку, не обращая на него внимание. Когда ставлю точку, мысленно радуюсь, что хоть это дело я завершила. Фух. Теперь и больного можно принимать.
— Конфетку? — лениво протягивает Егор, облокотившись одной рукой на стол.
— Я тебе сейчас эту конфетку в очко засуну. Отошел от моего стола. Живо, — перевожу взгляд на Лукьянова и быстро встаю из-за стола. — Тебе мало работы, Егор?
— Достаточно, — приподнимает вверх руки. — У нас был просто кофе-брейк. Все, все, я ухожу.
— Ты почему еще здесь, а не у нового больного? — переводит на меня взгляд, как только Егор выходит из кабинета.
— Я только что закончила заполнять приемку и как раз собиралась к нему идти. Я не пила кофе и ваши конфеты не ела. И вашему брату, ой, простите, троюродному племяннику не могла что-либо сказать, так как он все же ваш родственник, пусть и настолько дальний.
На мою речь Лукьянов, кажется, нисколько не обратил внимания. Его абсолютно не смутило уличение во лжи на счет «племянника». Все, что он сейчас делает — это обводит взглядом… мои волосы.
— Больше не впускай Егора в кабинет в мое отсутствие. В следующий раз говори, что я запретил находиться ему здесь без моего ведома. Так, ладно, это все ерунда. У меня для тебя плохие новости, Аня. В напитке, который ты пила, было одно очень нехорошее вещество. Тебе его подсыпали намеренно. Более того, чулки с тебя стянули для того, чтобы снять неприятное видео с твоим участием, но рвота тебя спасла. Проблема в том, что это вещество имеет отдаленные очень негативные последствия. Поэтому сейчас мы идем тебя от него избавлять, и только потом принимать нового больного.
— Подождите. Откуда вы это знаете?!
— Пусть сия тайна останется при мне. Пойдем, — подталкивает меня к двери. — У тебя голова не кружится?
— Нет.
— А слух? Не заметила снижение?
— Нет. Вы шутите? — в панике бросаю я, не успевая за ним идти, от того голос такой как будто я задыхаюсь.
— Я похож на шутника? — резко останавливается, испепеляя меня взглядом.
— Нет. Не похожи, — вполне серьезно произношу я, рассматривая нахмуренного Лукьянова. — А что за отдаленные последствия?
— Поражение ушных раковин и как следствие глухота. Пойдем, — подхватывает меня под локоть.
— И что делать?
— Закрыть рот и слушать меня. А еще называть меня по имени отчеству.
— В каком смысле?
— Ты недоразвитая, что ли?
— Я вас не понимаю! — истерично бросаю я, когда мы останавливаемся у процедурного кабинета.
— Как меня зовут, Аня?
— Богдан…, — черт возьми, какое у него отчество?! Опять забыла! — Богдан Михайлович, — громко произношу я, переводя взгляд на его бейджик. — Богдан Владимирович.
— Так вот, обращаемся именно так. Я ни разу не услышал от тебя мое имя. Теперь понятно?
— Да. Да, Богдан Михайлович. Блин. Богдан Владимирович, — от волнения все путаю, как дура.
— Заходи, — подталкивает меня в процедурный кабинет. — Не паникуй. Это вещество надо удалить в течение двадцати четырёх часов. Ты в это время вчера не пила. Садись, — подталкивает к стулу. — Я тебя сейчас хлопну по щекам, если к твоему лицу не вернется нормальная окраска.
— Только попробуйте.
— Да, да, меня твой папа потом убьет. Я помню.
— Прекратите, пожалуйста, надо мной издеваться. Хотя бы сейчас. А как вы будете удалять это вещество?
— Увы, есть только один способ.
— Какой?
— Сифонная клизма, — спокойно отвечает Лукьянов, демонстрируя мне трубку и кружку. И вот сейчас я не понимаю шутит ли он. Лицо у него максимально серьезное. — Ты еще больше бледнеешь. Это была шутка. Способ будет другой. Просто доверься мне. Так как это вещество откладывается в ушных раковинах, удалять мы его будем именно там. Больно не будет, не бойся.
Сказать, что мне страшно — ничего не сказать. Я в панике и дико хочется плакать. Один раз выпила какую-то хрень и на тебе. Я что реально могу оглохнуть?! Как я объясню это родителям?!
