Оркестр грянул втрое громче. На сцену, вращаясь, как винт истребителя, выскочила чернокожая девушка в костюме из мужских фантазий. Двигалась она с невероятной скоростью, разглядеть фигуру было невозможно. Одно было ясно – ничего более совершенного природа не создавала.
Макс изложил жизненный путь танцовщицы:
– Герда родилась альбиносом. А потом заснула на пляже в Ницце и проснулась представителем другой расы! Теперь она не ест белый шоколад. Боится испачкать руки! Если Герде посветить в глаза фонариком, она скажет (Макс пищал, передразнивая женский голос) – что за хрень, светло как у белого в заднице!
Зал вопил и аплодировал, Герда вращалась, Макс продолжал:
– После ночи с Гердой любой мужчина становится специалистом по астрофизике чёрных дыр! У Герды есть справка об арийском происхождении. За бутыль коньяка наш доктор кого угодно сделает белой женщиной. Пользуйтесь, пока он может писать. Сегодня он у нас играет на контрабасе, кстати!
* * *
Прожектора метнулись в оркестр – контрабасист оказался жгучим коротышкой. Был он пьян, чуть держался на ногах. Невзирая на опасность упасть и погибнуть под инструментом, всё-таки рискнул и помахал залу рукой.
Прожектора вернулись к Герде.
– На самом деле кожа этой девушки – одна сплошная родинка! – доверительно сообщил Макс. – И вся эта красота может достаться вам всего за пять марок! Встречайте!
Макс послал воздушный поцелуй, девушка поймала поцелуй необычным местом. Зал чуть не плакал от восторга. Проскакав по сцене ещё минутку, красотка уселась на высокий стул, взмокшая и прекрасная.
Снова притихла музыка, снова к рампе вышел Макс. Заговорил, как говорят дикторы новостей:
– Для любителей классики мы припасли невероятный бриллиант! Встречайте! Мисс балетное училище тридцать пятого года! Моника! Женщина-хамелеон! Когда злится, она – красная. После пляжа коричневая. В простуженном виде она зелёная, на морозе – синяя. Но только сегодня и для вас она – ослепительно белая! Снаружи и внутри! Нам придётся выключить свет, чтобы притушить это сияние. Сладкий сон древних ариев, наша снежная королева – Моника!
На сцену выбежала хрупкая сущность в балетной пачке. Покрутила фуэте, прыгнула в шпагате, походила на пуантах, свела всех с ума и тоже уселась на высокий стул. Многие офицеры забыли и семью, и клятвы, данные Родине.
* * *
Красавец Макс спустился в оркестр, грохнул кулаком по роялю.
– Господа – это не арфа в гробу, это фортепиано! И кто же надрывается для нас за этим благородным инструментом? Со спины – вылитый Бетховен! Но нет, это не Бетховен! Это обворожительная хозяйка нашего салона! Неподражаемая Берта! Только в салоне Берты устрицы считаются горячим блюдом!
Берта повернулась к залу, раскланялась, не удосужившись выплюнуть сигарету.
Макс приобнял миниатюрного контрабасиста.
– Доктора вы уже знаете. Его зовут Арнольд. Кроме медицины, он также пожарный, плотник, вышибала, уборщица и психотерапевт. Ненавидит алкоголь. Уничтожает его мгновенно, не жалея печени. Ближе к финалу он станет самым горизонтальным контрабасистом в мире! Не советую его обижать! Арнольд занимался боксом и потом, этот его контрабас… Вы удивитесь, насколько вместительной может быть ваша прямая кишка!
Поцеловав Арнольда в лысину, Макс перебрался к рыжей девице аристократического вида. Она сидела на краю сцены, нога на ногу, наяривала на потёртой скрипочке.
– А это Матильда! С раннего детства обожала скрипку. Большинство её соседей повесились! Исполняя быстрые пассажи, Матильда так сдвигает ноги… Предупреждаю, стоимость раздавленных очков заведение не возмещает! Характер нордический, стервозный. У настоящих красавиц, впрочем, другого не бывает.
Макс поцеловал Матильду в идеальную коленку, девушка в ответ только фыркнула.
– Теперь о лучшем, что есть в Голландии и вообще в мире, то есть обо мне! Меня зовут Макс! Я шут! Страдаю эпилепсией, идиотизмом, биполярным расстройством и манией величия. Ещё у меня паранойя наоборот. Мне всё время кажется, что я кого-то преследую! Поэтому меня не берут в армию. Зато на гитаре я играю как безумный!
С этими словами конферансье отошёл в уголок, снял с подставочки гитару и залудил пассаж, целиком состоящий из шестьдесят четвёртых долей.
* * *
На первом этаже комендатуры есть камеры для предварительных допросов. Бено специально провели по коридору, чтобы он слышал, как враги нации сами рвутся рассказать, что знают, а чего не знают, то додумать.
– Скажите, а нельзя ли как-то застрелиться, минуя пытки? – поинтересовался Бено. – Нет? Очень жаль. Тогда передайте мои последние слова оркестру! Скажите, что все они ничтожества и позор классической музыки. Их место – в джазе!
Ему не ответили.
На первом этаже Бено не втолкнули ни в одну из камер. Процессия спустилась этажом ниже. Там не было заключённых, никто ни на кого не орал, только младшие офицеры сновали туда-сюда. На этом этаже тоже не остались, спустились ещё ниже.
На втором подземном этаже обитали красавцы-адъютанты.
– О, я понимаю! – сказал дирижёр. – Мы спускаемся всё выше и выше! На следующем этаже будут сплошные военные ангелы!
Самый нижний этаж почти безлюден. Лишь пара полковников прогуливалась в сверкающих лаком сапогах. Вход на этот этаж был оформлен в виде арки, украшенной растительным орнаментом. Охранника звали Петер. За его спиной висел флаг. Герб страны на флаге казался затейливым нимбом.
* * *
Полковник Бирке поднялся навстречу.
– Господин дирижёр? Безумно рад нашей встрече!
– А вот я насчёт радости ещё не определился.
– Я – ваш новый комендант. Хотите кофе?
Улыбка коменданта внушала некоторый оптимизм.
Бено решился сказать главные слова:
– Это ошибка! Я ни в чём не виноват!
Комендант погрозил пальцем.
– Никогда не оправдывайтесь до обвинения. Звучит подозрительно. И мы никогда не ошибаемся. Нам нужны именно вы. Садитесь.
Бено присел на край дивана, взял пустую чашку и приготовился слушать очень внимательно.
– У нас к вам важное дело, – начал полковник. – Руководство партии решило поставить оперу.
– Оперу? Какая прекрасная мысль! Не ожидал от партии!
– Мы хотим поднять боевой дух наших доблестных героев.
– Мне казалось, наша доблесть произрастает из маршей и борделей. Или героям разонравились сиськи и твёрдый ритм?
Для иллюстрации Бено приложил к груди два блюдца в виде лифчика, присвистнул и промаршировал, не вставая с кресла. Бирке не согласился.
– Есть же героические оперы! Вагнер, например.
