Он собирал певцов со всей Голландии. Несколько раз за год артисты ездили в Дорхольм, репетировали, тратили деньги и время. Каждому пришлось сообщить о закрытии проекта.
Реакцию Кармен вы уже видели.
Сержант Хозе, известный тенор, сказал, что не знает отныне дирижёра Бено Фарнезе, а при встрече даст в морду.
Тореадор Эскамильо поклялся зарезать при случае, хоть и был по природе мирным шведом.
Цыганки Фраксита и Мерседес подали на дирижёра в суд за испорченную молодость.
Неудивительно, что на репетицию оркестра Бено шёл без желания что-то репетировать. Он сильно опаздывал. Музыканты собрались уже и расселись. Кларнет курил, гобой дремал, альты рассказывали анекдоты.
– Симфонический оркестр идёт по вечернему Парижу, старательно перешагивая через дерьмо. И первым вступает тромбон!
Альтисты хихикали, косили в сторону полноватого тромбона.
– А вот ещё. Тромбонист сел за рояль, играет. И спрашивает у одного из гостей: – Вы любите хорошую музыку? – Люблю, но пусть это вас не смущает, играйте дальше!
Тромбонист обернулся на шутников, но промолчал.
– А вот ещё. Жена тромбониста поёт в опере. Он спрашивает у соседа: – Как вам пение моей жены? – Извините, не слышу вас! – Вам нравится пение моей жены? – Простите, ничего не слышу, эта дура орет как на пожаре!
Осмеянный снова повернулся, альты показали языки. Толстяк расстроился и достал бутерброд с колбасой, и откусил с большим удовольствием.
Альты сглотнули слюну. Один шепнул другому:
– Повезло Альберу. Его дочь вышла за лейтенанта тайной полиции. А моя дура вышла за банкира. Кому сейчас нужны банкиры?
– Всё равно что за музыканта выйти.
Где-то хлопнула дверь, в зал вкатился Бенедикт Фарнезе. Было видно по осанке, он сам себя считает гением. Музыканты не разделяли это мнение. Один альтист назвал дирижёра лысым апокалипсисом. Второй – итальянским индюком.
Все замолкли и выпрямились, кроме тромбона, увлечённого бутербродом. Он заметил дирижёра в самый последний момент. Испугался, вскрикнул невольно:
– О боже мой!
– Не преувеличивайте, – отмахнулся Бено – Для вас я просто дирижёр. И уберите эту дрянь!
* * *
Бено ударил по руке с бутербродом. Большой, всего пару раз откушенный обед улетел ровно под ноги альтистам. Те подхватили угощение, поделили и мгновенно проглотили.
– Со второй цифры! – скомандовал Бено и взмахнул палочкой. И грянул марш. Довольно энергичный для столь тощих музыкантов. Лишь начав, тут же и закончили.
– Стоп! – крикнул дирижёр. – Виолончель! Спросите у вашей супруги, что такое ритм! Это же марш, музыка победы! Чтоб они там все передохли со своими маршами. А валторна? Я не слышу валторну!
Первый альтист шепнул второму:
– Сегодня злой какой-то.
Дирижёр разглядел в группе медных духовых пустой стул.
– Я спрашиваю, где валторна?
– Жан-Жак потерял руку, – ответили из полумрака.
– Плевать на Жан-Жака, где валторна?
– Жан-Жак – валторнист.
– И что?
– Была бомбёжка, и ему оторвало руку.
– Это не повод пропускать репетицию! Вторая рука осталась! И губы на месте! Эй, вы, рядом сидите. Альт!
– Меня зовут Пьер.
– Неважно. Пойте за валторну!
– Как петь?
– Голосом. Вот так – пум-пу-рум.
– Но у меня другая партия.
– Партия у нас одна! А партитуры разные!
Сказав это, Бенедикт Фарнезе перекрестился на портрет отца нации, висящий теперь в каждом помещении.
– Короче, альт, руками играйте своё, голосом пойте за валторну. С третьей цифры!
И снова взмахнул руками. Хлопнула дверь. В зал вошла крупная женщина. За ней мужчины в кожаных плащах. Музыка стихла сама собой, оставив слуху лишь страшные эти шаги. Музыканты бросили играть. Плащи приближались.
Ни на кого не глядя, ничего не объясняя, вошедшие направились точно к альтисту, знатоку анекдотов. Без всяких «здрасьте» к носу музыканта приложили линейку. Стало видно, насколько этот нос горбат.
– Ну? Еврейская морда! Всю жизнь мне испортил! – крикнула большая женщина.
Альтист вспотел.
– Гертруда, что ты несёшь? Я жених твоей сестры!
– Вот именно! Впредь будешь выбирать невесту с помощью разума, а не по результатам интервью на сеновале!
Среди людей в плащах был один совсем невыразительный. Он сказал коротко:
– Взять!
Крепкие руки подняли альтиста в воздух.
– Подождите! – возмутился Бено. – Это моё!
– Господин дирижёр, в ваш оркестр пробрался еврей! – ответил старший.
– И что? Все альтисты евреи!
– Это точная информация? Кто ещё в вашем оркестре альтист?
Второй альт взял в руки валторну и приготовился дуть.
– Боже, какой идиот! – шепнул он сам себе.
Бено неопределённо махнул рукой в сторону оркестра.
– Второй альтист француз. Вы же знаете, эти проныры везде пролезут.
– В таком случае до свидания, господин дирижёр! – человек в плаще отдал честь.
– Подождите!
Бено догнал старшего, взял под локоток, заговорил тихо, чтобы никто не слышал.
– Скажите, а что вы будете с ним делать?
– Расстреляем.
– Полностью поддерживаю! За такое пиццикато следует расстреливать дважды в день! И это вы не слышали его тремоло! Это преступление против нации, а не тремоло! Но, видите ли, у нас ангажемент.
Бено достал из кармана мелкую купюру, аккуратно сунул собеседнику в карман.
– Понимаете, нам надо играть на параде. Мне нужен этот альт. То есть струнные для маршей не очень важны, просто их семьям надо что-то жрать. Хоть они и не заслуживают. Короче, оставьте мне винтовку, я сам прибью мерзавца сразу после выступления!
Человек в плаще никак не отреагировал. Кажется, у него не было мимических мышц, кожа обтягивала череп.
Бено продолжал тараторить.
– Хотя бы пистолет! Копьё, рогатку! Крысиный яд!
– Это невозможно.
– Я понимаю, фронту не хватает оружия. Хорошо, я задушу его голыми руками. Сразу после выступления! Или пришлите другого альтиста. У вас их полный концлагерь. Зачем вам столько альтистов! Кому они там играют? Немецким овчаркам?
