Кажется, Ленгро отчётливо скрипнул зубами. Мне показалось, сдави он их сильнее, они вовсе раскрошатся. Но ничего подобного не произошло. Мужчина лишь выдохнул раздражённо:
– Хорошо, я согласен.
Отец даже не подумал скрыть своё ликование:
– Замечательно! Прекрасно! Вы приняли правильно решение, лорд Брайен.
– О котором уже жалею, – тихо бросил Ленгро, но я услышала, да и все, кто был в зале – тоже.
– Ты можешь идти, Дженис, – небрежным движением отец спровадил меня. – Скажи матери, пусть поможет собрать тебе вещи.
Последние слова уже полетели в спину, потому что оставаться в зале, где каждый видит во мне лишь бездушную вещь, у меня больше не было сил.
А стоило только выйти, как Алан вспомнил о том, что слишком давно не изводил меня:
– Как тебе, Дженис? – он шёл рядом, заложив руки за спину. – Нравится быть половой тряпкой, о которую вытирают ноги?
Я промолчала, хотя в груди всё горело от желания бросить в ответ какую-нибудь колкость.
– Привыкай, теперь так будет всегда, – усмехнулся братец и стал насвистывать весёлую мелодию.
Но я перебила его, задав всего один вопрос:
– Зачем отец звал меня?
Ни за что не поверю, что моё присутствие в зале было так уж необходимо.
– Как зачем? Чтобы лорд Брайен осознал свою вину, – удивление Алана было неподдельным, хотя… С этим человеком ничего нельзя знать наверняка.
– Вину? – повторила, нахмурившись.
– Глупая-глупая Дженис, неужели ты не знала, что наши враждебно настроенные соседи чтят благородство?
Я много чего знала о Ленгро, но благородство… Его я не видела ни среди тех, кто разорял деревни на приграничных землях, ни среди тех, кто сжигал наши поля и зернохранилища. Разве что попытка лорда Брайена вчера ночью прогнать меня немного вписывается в мнимые рамки благородства.
– Не знала, – прошептала и скривилась.
Я слишком многого не знала, и всё это время жила в хрустальной шкатулке, которая вдруг разбилась, упав с огромной высоты.
– Что ж, радуйся, – не унимался Алан. – Твой будущий муж благороден, красив и богат. Что ещё для счастья нужно?
Я вновь не ответила. Собственно, ему мой ответ и не был нужен.
– Собирайся, лорд Брайен хоть и обещал задержаться у нас до завтра, но после сегодняшнего происшествия, думаю, он захочет убраться из замка как можно скорее.
Это братец бросил у двери моей комнаты и подал знак стражникам, чтобы они остались у дверей. Я скользнула равнодушным взглядом по суровым лицам, и мне вдруг показалось, что в глазах одно из охранников мелькнуло сочувствие. Впрочем, эту нелепую мысль я тут же прогнала, потому что мне не хотелось ни сочувствия, ни жалости, ни доброты. Я не верю никому из них. Только не людям отца.
Матушка ждала в моей спальне. Стоило мне войти, как она бросилась ко мне, но застыла, так и не коснувшись.
– Он согласился? – вопрос, на который она и так знала ответ.
– Да, – зачем-то сказала вслух. А потом… Потом кинулась в её объятья и торопливо прошептала: – Мама, что мне делать? Я не могу, я не умею жить без тебя, я…
Смелость и бравада, которые сдерживали страх и неуверенность, растаяли. Осталась лишь жалкая я, девушка, чьё воспитание хоть и было всесторонним и богатым, без постоянных подсказок матери не имело никакого значения.
Я так и не научилась твёрдости, не запомнила слова, что могли бы хлестать не хуже плети, не видела в себе сил, которые, конечно же, пригодились бы.
– Ш-ш-ш… – шёпот матери в ответ и успокаивающее: – Ты всё сможешь, милая. И не смей сомневаться в себе!
– Но… – пробормотала, отстранившись.
– Никаких «но», – по губам матери проскользнула мягкая улыбка, – я тебя всему научила, и способнее моей Дженис никого нет.
– Тебе есть с кем сравнивать? – попыталась улыбнуться, но ничего не вышло.
– Конечно! – леди Элизабет не дала мне усомниться в собственных словах. – И, ты же знаешь, что я права.
Знаю, и никогда не ставила её слова под сомнения, но… Сейчас поверить невыносимо сложно даже той, которую я люблю безмерно.
– Он приказал собирать вещи, – вздохнула, стараясь не думать о том, что за этими словами скрывается.
– Сейчас? – матушка удивилась, но тут же сама одёрнула себя. – Да, лорд Брайен захочет покинуть замок сразу же после подписания договора.
– Мама, зачем они здесь? И что это за договор такой? Почему Ленгро решил просить помощи у отца?
Леди Элизабет вздохнула и отвернулась. Мне показалось, что она не хотела, чтобы я видела её лицо, но… Почему?
– На северной границе Ленгро неспокойно, с пустоши пришли воины, которые угрожают землям лорда Брайена.
Что ж, вполне понятно, почему соседям понадобилась помощь, но…
– Ему было бы выгоднее заключить договор с семьёй Амильо, а они почему-то приехали сюда.
Ленгро на юге соседствовали с Амильо и, в отличие от нашей семьи, не имели с ними древних счётов.
– Ты права, – матушка вздрогнула, а когда повернулась, вновь крепко обняла меня. – Но причин столь странного поступка я не знаю.
Я тоже не знала ответа на этот вопрос.
Сборы забрали совсем немного времени. Не потому, что вещей у меня было мало, а потому, что нам на помощь пришли Лола и экономка Дайэра. Прислуга не сказала ни слова, только красноречивые взгляды, полные непролитых слёз, говорили сами за себя.
Матушка вновь превратилась в уверенную хозяйку, только… Я видела, как она до боли сжимает пальцы, так что они, то белеют, то покрываются красными пятнами, как кусает губы, как вздыхает и то и дело качает головой.
Я же, послушав совета и выпив ароматного отвара, ничего не чувствовала. Наверное, так лучше. Меньше ненужных слёз и криков, которые всё равно ничего не изменят. Вот только, вошедший в комнату отец смог вызвать злость даже сквозь дурман успокаивающих трав.
– Все вон, – спокойно, не отрывая взгляда от меня, бросил он, и Лола Дайэрой тут же выбежали в коридор.
Матушка осталась стоять на месте, даже не подумав послушаться приказа лорда Маригора.
– Ты не расслышала? – не поворачиваясь, бросил отец.
– Я останусь, – выдохнула леди Элизабет.
– Вон, – повторил он. – Иначе я сверну тебе шею прямо здесь.
Всё это он говорил ровно, не повышая голос, но я чувствовала, что он с лёгкостью выполнит свою угрозу.
– Мама, – попросила тихо, и она, прикусив губу, всё же вышла. И как только мы остались одни, я первой спросила: – Что вам нужно?
Отец посмотрел на меня, усмехнулся, и довольно протянул:
