– Скажи, хотя бы, с чего начать…
Теперь смех догейра мне вовсе не почудился, но лучше бы он молчал, честное слово. От звука, похожего на смех, у меня внутри всё сжалось от жуткого холода.
– Делай то, что подс-сказывает твоё с-сердце.
Несмотря на размер и ужасающие силы, мне захотелось ударить неудавшегося советчика чем-нибудь тяжёлым, да побольнее.
Но воплощать зловещие мечты не стала. Лишь прислушалась к неровному стуку собственного сердца и едва не застонала от несправедливости – сердце молчало. Во всяком случае, оно точно ничего не подсказывало, и даже не пыталось помочь, в каком направлении двигаться.
И как следовать его совету, если вместо совета глухие удары и ветер, налетевший из ниоткуда?
– Дженис? – слабый голос Брайена отвлёк от внутренних метаний.
– Да? – отозвалась с опаской.
– Я рад, что ты была моей женой.
Всего несколько слов, которые удавкой перехватывают шею, мешая сделать глубокий вздох.
– Я всё ещё твоя жена, – сказала зачем-то.
– Сейчас – да, но осталось не долго. Я чувствую.
Я подползла ближе, вовсе не заботясь о том, что пыль вперемешку с пеплом пачкает платье и забивается в туфли и чулки. Положила руку на плечо, едва касаясь почерневших вен и сиплым голосом, срывающимся на каждом слоге, попросила:
– Не говори так. Пожалуйста!
Брайен улыбнулся, и эта улыбка – понимающая, и такая родная, стала последней каплей.
Меня закрутило в водовороте воспоминаний и ощущений. Поле исчезло, серое небо – тоже. Осталось лишь тепло, которое шло от самого сердца, которое сорвалось с кончиков пальцев, что коснулись чёрной раны.
Догейра не врал – сердце умеет подсказывать, правда не так, как я думала.
Я не представляла, что за сила была во мне, не имела никакого понятия, как ей управлять. Но в этот момент я не думала ни о чём, я лишь чувствовала и шла за своими чувствами.
Тепло, жар, горечь на влажных губах, глухие звуки, похожие на крики, но такие далёкие и ненужные… На груди, где медальон и без того прожёг ткань платья, заполыхало, и этот огонь охватил меня полностью. Я видела рыжие всполохи, но не ощущала боли, я чувствовала запах гари, но была уверена, что пламя не навредит ни мне, ни тому, кого я пытаюсь спасти.
Шум в ушах становился почти невыносимым, пока не зазвенел на самой высокой ноте. И только после этой своеобразной точки невозврата, я почувствовала, как меня отбрасывают в сторону, бешено шипя над самой головой:
– Я всегда знал, что эта ведьма хочет убить его!
Истеричный голос Талима разорвал тишину, которая казалась мне оглушающей. Зрение возвращалось медленно, сначала небо вернулось на своё законное место, его примеру последовали и погоревшие коряги деревьев, и земля. Потом я рассмотрела и людей, что были со мной рядом – младший Ленгро с обнажённым мечом наперевес, удерживающий его за плечи Зэйн, догейра, невозмутимо стоящий по правую руку от меня, и Брайен, всё так же лежащий на земле. Только на том месте, где совсем недавно расползалась вязь чёрной паутины остался лишь розовый шрам.
– У меня, – голос едва был мне подвластен, каждое слово отдавалось болью во всём теле, – получилось?
Я ни к кому конкретно не обращалась, но при этом спрашивала у всех разом.
– Получилос-с-ь, – ответил догейра. – Теперь он будет жить.
Что же, пожалуй, на этой важной ноте можно поддаться темноте, которая так и манила, протягивала мягкие лапы, обещая покой. Сейчас беспамятство было единственным спасением от того опустошения, что я чувствовала внутри себя.
Я улыбнулась и, наконец, закрыла глаза. Только, прежде чем забыться, увидела Зэйна, который отпустить плечи Талима и бросился в мою сторону.
* * *
Меня звали. Не то, чтобы настойчиво, но отмахнуться от голоса и вновь забыться, почему-то не получалось.
– Дженис-с-с… Дженис-с-с… Дженис-с-с…
От шипящего «с» было особо неприятно слышать своё имя. Оно вдруг стало казаться каким-то чужим, будто никогда мне и не принадлежало. А что, если и вправду, всё, что было когда-то, лишь сон, игра воображения? И Дженис Вайнер, дочери лорда Маригора с кровью обитателей Пустоши никогда не существовало?
И стоило только этой спасительной мысли прозвучать отчётливо и так заманчиво, как ленивое небытие исчезло, взорвавшись нестерпимой болью. Я закричала, но голос был слышен почему-то со стороны. Я попыталась открыть глаза, но лучше бы этого не делала…
Надо мной нависал догейра, и его жуткие красные глаза… Он будто выворачивал мою душу наизнанку, если душа способна так болеть… А я… Я горела… По всему моему телу плясали языки пламени, и кожа под ними превращалась в чёрные обугленные ошмётки…
Я вновь закричала, и кто-то закричал вместе со мной, но то не было похоже на крик боли, скорее, на боевой клич. Хотя… Какая разница, когда так больно? Когда умираешь, неужели важны посторонние звуки? Но я почему-то уцепилась за этот посторонний голос, он казался мне… Родным?
– Не смей, тварь! – разобрала, наконец, сказанное, и боль, всепоглощающая и въедающаяся жаром, исчезла. А вместе с ней и горящие краснотой глаза догейры.
Мой крик оборвался резко, превратившись в глухой стон.
Но огонь, плясавший на коже, никуда не пропал, он так и облизывал ступни, живот и руки. Правда, больше не обжигал, и сквозь него была видна обычная плоть, а не обгоревшее нечто…
– Дженис, – рядом со мной на одно колено опустился Брайен. Живой и вполне невредимый. О ране, которая стала бы его неминуемой смертью, напоминала лишь разорванная рубаха и тонкий розовый шрам. В остальном же он выглядел приемлемо, если не обращать внимания на чёрные тени под глазами и бледную, с какой-то болотной зеленью, кожу. – Ты… горишь?
Его вопрос оказался таким… глупым… В самом деле, я горю, и это не увидит разве что слепой.
Но ответить на очевидное не успела, Ленгро снесло в стороны, и, преграждая дорогу ко мне, между нами встал догейра. Его лохмотья светились жёлтыми искрами, а сам он будто увеличился в размерах.
– Гос-с-спожа… Моя! Не отдам!
Всё, что смогла понять в рассерженном рычании.
Повернула голову и увидела Зэйна с мечом наизготовку, в такой же позе стоял Талим, и в его глазах плескался животный страх, такой, какой я уже видела однажды.
Медленно, вместе с утихающим огнём возвращалась и память.
Я помогла Брайену, избавила его от паучьей сети. Как? Понятия не имею…
Потом чернота и вот…
Что успело произойти, пока я пребывала в беспамятстве?
Пока мужчины переглядывались с порождением Пустоши, я с трудом села и тут же обхватила себя руками. Я только осознала, что если моё тело и выдержало встречу с огнём, то платье… От него ничего не осталось, разве что клочки ткани то тут, то там.