В первое мгновение мне показалось, что я ищу не в том месте, и, если сдвинуть руку чуть левее, а потом правее, – конверт обязательно найдётся. Но… Чуда не случилось.
А спустя время, перевернув кровать вверх дном и тщательно просмотрев всё, начиная покрывалом и заканчивая наволочкой, я испугалась. До дрожи, до онемения рук и ног, до заполошного стука сердца.
Письмо пропало… Письмо, где моя мать рассказала обо всём, о тайнах, которые уж точно не были предназначены для чужих глаз, пропало!
Кто мог его взять? Кто?!
О боги… Да кто угодно…
Но как он, или она (такого тоже нельзя исключать), узнал о письме?
Если только этот кто-то не сопровождал меня во время поездки и не увидел случайно, как я забирала письмо у погибшего охранника…
Тысячи образов, один ужаснее другого, всего за какие-то считанные мгновения пронеслись перед глазами.
И стук дверь стал апогеем моей фантазии…
Я не ответила, только и смотрела на деревянную преграду, которая отделяла меня от расправы…
После третьего стука, в комнаты вошла Брита и посмотрела на меня с удивлением.
– Госпожа, что-то случилось?
Я же не смогла вымолвить и слова, потому что за спиной девушки маячила два здоровенных охранника.
Заметив мой взгляд, служанка обернулась и поспешила пояснить:
– Мы принесли вещи, – робкая улыбка коснулась её губ, на что я смогла отреагировать лишь шумным выдохом.
Вещи… Они всего лишь принесли вещи.
– Д-д-да, – пробормотала с трудом и жестом показала, что они могут войти.
В руках охранников был сундук и никакого оружия.
Наверное, я выгляжу, как перепуганная пичуга, готовая распрощаться с жизнью, иначе, почему мужчины смотрят на меня так настороженно?
Но если быть до конца откровенной, то именно так я себя и чувствую. Сердце неистово барабанит, словно пытается проломить грудную клетку, а ноги немеют, превращаясь в ватные тумбы.
Я обессиленно опустилась в кресло, как только охранники вышли за дверь. А служанка осталась, чем я воспользовалась:
– Брита, ты ничего здесь не трогала? – спросила осторожно и посмотрела на неё внимательно, пытаясь уловить настроение. Утром у девушки не так уж хорошо вышло с ложью, может, и сейчас я замечу что-то… Особенное?
– Я? – вроде бы искренне удивилась она и нахмурила: – Нет, госпожа, я без вас и не заходила сюда.
Наверное, это глупо, – верить после всего произошедшего, но… Я лишь кивнула в ответ и отпустила её.
А стоило остаться одной, я вновь перетрясла все вещи. Письма не было. Оно пропало.
Не находя в себе сил, стала ходить по комнате из угла в угол, пока не остановилась у окна и не посмотрела вниз, на казавшийся пустым двор. Там, у невысокого столба был привязан человек. Его спина напоминала кровавое месиво, волосы слиплись и закрывали лицо со всех сторон, но, даже не видя шрама, я знала, кто сидит там, потеряв сознание от боли.
Ленгро всё же наказал его.
Я уже хотела отойти от окна, но Зэйн словно почувствовал чужой взгляд, встрепенулся и, с трудом повернувшись, посмотрел мне в глаза. Не думая, я быстро задёрнула штору, но перед этим увидела на губах воина кровавую ухмылку. Многообещающую…
Такое впечатление, что я запертый в клетке зверь – куда ни глянь, кругом враги и предательство. И самое ужасное – я не знала, как жить среди ненависти и лжи. Не умела. Матушка вырастила из меня тепличное растение, и если раньше мне так нравился мой мир, полный доброты и справедливости, то сейчас… Я его почти ненавидела. За несовершенство, за иллюзию, за обман.
За… то, что он когда-то был и обещал прекрасное будущее…
Мама, милая, почему всё сложилось так? Почему я здесь, а ты…
Нет, даже мысленно я не смогла произнести это…
Я опустилась в кресло и, подтянув колени к груди, обхватила их руками. Мне не хотелось плакать, во всяком случае, так казалось, но слёзы текли и текли, застилая взгляд.
Я не знала, что делать дальше. Что говорить. Как себя вести.
Матушка всегда твердила, что я унаследовала её характер, просто он ещё не раскрылся, но, сколько я ни пыталась, так и не смогла отыскать в себе бесстрашия, невозмутимости и холодности, хотя бы мнимых. Я тушевалась, боялась, и это было видно каждому.
Да, лорду Брайену не чуждо благородство, и он заступился за меня. Раз, другой, третий, только как долго продлится такое отношение? Что будет, когда ему надоест играть в доброту и понимание?
Теперь ещё письмо… Моё происхождение и принадлежность к каким-то кланам Пустоши до сих пор не укладывались в голове.
Слишком много всего, и я решительно не знала, с какой стороны подступиться к этому огромному запутанному клубку.
В таких думах я просидела до самого вечера. По моей просьбе Брита приносила обед и ужин в комнату. Она не спрашивала, почему я не хочу спускаться вниз, а я не спешила пояснять. Но, думаю, глядя на моё распухшее от слёз лицо, девушка и так всё понимала.
А как только на замок опустилась ночь, в коридоре раздались тихие, но уверенные шаги, и в спальню вошёл лорд Брайен.
Судя по выражению его лица, он был настроен решительно, а я… Вдруг перестала бояться. Я его жена и супружеский долг часть моей жизни. Так к чему бежать от неизбежного?
– Брита сказала, что ты плохо себя чувствуешь, – начал он, остановившись у кровати и глядя на меня пристальным взглядом.
Значит, всё же сказала. Тем лучше.
– Немного, – выдохнула хриплым голосом и закашлялась. Всё как по заказу – и кашель, и опухшее лицо, и хрипота. Даже придумывать ничего не нужно.
– Завтра можно позвать знахарку, – неуверенно предложил он, будто раздумывал – лечить меня или само пройдёт.
– Не нужно, – покачала головой и отвернулась. – Завтра мне станет легче.
– Не стоит самой разбираться с моими людьми, – сказал бесстрастно, но слова полоснули не хуже острого лезвия.
– Бегать к вам и жаловаться? – усмехнулась, так и не повернувшись.
– Если хочешь жить – да.
Категорично. Но правдиво.
– Как прикажете, господин, – встала со своего места, встретилась с ним взглядом и изобразила что-то вроде поклона.
Лорд Брайен моего настроения явно не разделял. За каких-то пару шагов он подошёл ко мне и сжал руками подбородок:
– Не кривляйся, Дженис, – жёстко обронил он. – Теперь ты будешь жить по законам, которые диктую я.
– А я и не кривляюсь, – отчего-то тихо прошептала, чувствуя, как мелкая дрожь охватывает тело.
Глупо было бы отрицать, что я боюсь. Конечно, боюсь, и ещё как… Я отчётливо помню, его грубые прикосновения, болезненные удары и тяжёлое дыхание. Помню, как смотрел с ненавистью, желая свернуть шею. И будто бы до сих пор слышу ядовитые слова.
