– А прямо сейчас ты что, по-твоему, делаешь? – я не отставала от него, и теперь мы были скрыты от чужих глаз стеной.
– Ты послала меня к чёрту, Лиз, – сквозь зубы процедил парень. – Нет, даже не так: сначала ты крутилась около меня и ждала, что однажды я выболтаю тебе что-нибудь о Заказчике или что-то в этом роде, а уже потом, поняв, что я бесполезен, послала меня к чёрту. И я должен этому радоваться? Делать вид, что мы друзья? Я не Эмили, которая может спокойно смириться с тем, что её использовали.
– Я не использовала ни тебя, ни Эмили, – возразила я. – Ты неверно истолковываешь моё поведение.
– Правда? Ты сама ведь в этом призналась Сандре.
Из столовой вышел монтажёр Эван, и Энрике умолк.
– Слушай, – заговорила я, когда Эван удалился на приличное расстрояние, – я не могу с собой разобраться, и мне уж точно не хочется усложнять всё новыми отношениями.
– Прекрасно, тогда разбирайся в себе, а меня не трогай, идёт? – его лицо исказилось от злобы.
– Энрике…
– Я серьёзно: не подходи ко мне, – он выставил ладонь вперёд, будто защищаясь от меня, хотя я и не думала нарушать его личное пространство.
– Что ж, – пожала плечами я, – раз ты так этого хочешь… Но знай, я общалась с тобой, потому что ты казался мне хорошим парнем. И ни одна сила не свете не заставила бы меня вести с тобой дружеские беседы, если бы ты мне не нравился.
– Я больше не поверю ни единому твоему слову, – выпалил он и, не дожидаясь моей реакции, ушёл в сторону лестницы.
Так была поставлена точка в моих отношениях с Энрике.
Я не предпринимала попыток заговорить с ним, он со мной – тоже. Более того, Диаз довольно редко попадался мне на глаза, видимо, намеренно избегая того, кто обманул его ожидания и задел мужское самолюбие.
Повод, из-за которого парень затаил на меня обиду, казался мне таким несущественным. Чего он ожидал? Для меня он всё равно был одним из приспешников Заказчика, и потому я имела право быть настороже рядом с ним и не говорить всё, что думаю. К тому же он пошёл по лёгкому путь и просто прервал общение со мной, так и не предприняв попыток понять мою позицию. Поэтому я не только не расстроилась из-за этой потери, а наоборот обрадовалась тому, что так рано обнаружилась мелочная натура этого человека.
А вскоре мне и вовсе стало некогда рефлексировать на эту тему.
***
День, когда мы вернулись к съёмкам, стал для нас настоящим праздником. Атмосфера, воцарившаяся спозаранку в павильоне, где мы работали, была столь благотворной для творчества, что все снова начали забывать о похищении, Заказчике, изолированности от мира, да и о прошедшей неделе простоя. Съёмочный процесс закипел с новой силой, гораздо большей, чем до перерыва.
Дэвид, которому я в красках расписала, как теперь вижу свою роль и какие идеи появились у меня на этот счёт, сначала весьма сдержанно и осторожно отнёсся к моей инициативе. Но перед этим я обсудила новое видение персонажа с Андерсон, и женщина поддержала меня, утверждая, что моя задумка придаст бОльшую глубину Актрисе.
– Крутись, как хочешь, – сказала Лола, – но убеди своего режиссёра принять эти нововведения.
Я понимала, что если скажу Штильману о том, что Лола одобрила мои идеи, то, скорее всего, он воспользуется возможностью лишний раз насолить сценаристке и не позволит играть по-новому. Поэтому я решила доказать ему свою правоту на практике, и попросила актёрский дубль
19 на одну из сцен, которые мы снимали сегодня.
Пробную сцену мне предстояло играть с Полом и Эмили, и в этот день мы рано встали, чтобы по-новому её отрепетировать и обо всём договориться. По сценарию у меня был довольно увесистый монолог, которым я и планировала сразить Дэвида.
Сегодня мне ничего не мешало концентрироваться. Я глубоко погрузилась в обстоятельства, ощущая внутри себя колоссальные, неиссякаемые запасы энергии, которые жаждала как можно скорее превратить в эмоции. Каждая реплика, каждый звук, вылетавший из меня, каждая реакция на игру партнёров, каждый взмах руки или передвижение – я чувствовала, что не лгала ни в чём.
Я была Актрисой.
Услышав «Стоп! Снято!», я облегчённо выдохнула.
Обычно после этой команды режиссёра тишина на площадке вновь превращается в гул и лязганье перестановки. Но не в этот раз. Все, кто был в павильоне, застыли в необъяснимом оцепенении.
Дэвид, оторвав взгляд от плэйбека, взглянул на меня. По щекам его струились слёзы. Режиссёр поднялся с кресла и, широко раскинув руки, двинулся ко мне. Он утопил меня в своём объятии, дав волю рыданиям. Голова его прижималась к моему плечу, а тело сотрясалось от всхлипываний.
– Ты была права, – шептал мужчина. – Это бесподобно. Это новая ты, и такая ты мне нравишься больше. Делай всё так, как задумала.
Его трогательный отклик на мою игру вышиб слезу и из меня.
Многие, кто видел моё исполнение в этот день, не преминули сообщить мне, как они впечатлены. Даже Сандра, которая присутствовала в момент съёмки сцены на площадке, позже, проходя мимо, вскользь отметила:
– Я и не думала, что ты так умеешь.
На губах её играла приветливая улыбка, а в тоне слышалось, как ни удивительно, лёгкое восхищение, смешанное с гордостью.
Глава 16
Кажется, перерыв, который мы еле выдержали, всё-таки был нам необходим: после него все словно перезагрузились. Мы так соскучились по съёмкам, что, едва к ним приступив, перестали замечать, как проходят дни и даже недели.
Так пролетело примерно два месяца. Настал июль, но нам было всё равно, какой сейчас месяц: мы не видели смены пор года и не ощущали, насколько быстро бежит время. А оказалось, что в плену мы уже провели почти полгода.
Большая часть материала была отснята. Не всё всегда шло гладко. Мы спорили, ссорились, искали оригинальные решения, переснимали, обижались друг на друга, веселились, психовали, добавляли сочные детали к своим образам, впадали в отчаяние, радовались маленьким победам, уставали.
Но я слукавлю, если скажу, что мы настолько растворились в творчестве, что позабыли о прежней жизни и избавились от желания к ней вернуться. И потому напряжение, которое испытывал каждый из нас из-за туманных сроков возвращения домой, нарастало всё больше и больше. К тому же нам осточертел и сам бункер, обстановка которого была изучена вдоль и поперёк. Я уже молчу о том, как мы – заложники, охранники, персонал – утомились от общества друг друга.
Самым популярным страхом среди пленников был, наверное, страх навсегда остаться для мира погибшими. Или застрять тут на несколько лет, как наши южнокорейские коллеги. Хотя вершиной навязчивых идей всё-таки были предположения о том, что Заказчик не оставит нас в живых, и, как только он получит свой фильм, нас всех ждёт неминуемая смерть. А потому мы, с одной стороны, и хотели поскорее окончить над ним работу, но, с другой, боялись окончания производства до жути.
