– Ничего страшного, – он потёр краснеющую щёку. – Хотите, я могу побыть с вами немного? – он, похоже, ни капли не обиделся.
Я кивнула.
– Лиз, я не люблю давать обещаний, но клянусь, что вы вернётесь к своему парню, к своей семье и друзьям. Если только будете хорошо себя вести и выполните поставленное условие.
– Почему такое странное условие? Почему не деньги или?..
– Вы думаете, человек, который устроил это, нуждается в деньгах? – охранник усмехнулся. – Вы только вообразите, сколько нужно было вложить средств в это убежище, в организацию вашего похищения и в то, чтобы нанять персонал.
– То есть вы здесь ради денег? – я не смогла скрыть удивление.
– Да. Но повторюсь: так же, как и у вас, у меня нет пути назад. Я не могу отсюда выйти.
Волна злости снова захлестнула меня. Страшно захотелось ударить его. Как и пару минут назад, я не стала сдерживаться. Только на этот раз не обошлось одной пощёчиной. Кулаки молотили его куда попало.
– Ничтожество! – сквозь зубы цедила я. – Продажная тварь! Наши близкие обезумеют от горя из-за того, что ты просто решил заработать! Из-за того, что у тебя нет совести и ты прислуживаешь какому-то поехавшему мажору!
Энрике сперва безучастно сносил мои удары, но потом попытался обхватить меня и прекратить это избиение. Его прикосновения были неприятны, хотя я осознавала, что он всего лишь хочет остановить меня, а не причинить боль.
В конце концов, я была обездвижена, причём весьма странным способом. Парень обнял меня и крепко прижал к себе. Я хоть и вырывалась из его объятий, всё же была слаба против этого громилы.
– Мне нужны деньги на лечение отца, – дрожащим голосом проговорил он прямо в ухо, а затем его тело стало вздрагивать так, будто он начал плакать.
Не знаю, что отрезвило разум быстрее – смысл сказанных слов или брутальный мужчина, льющий слёзы у меня на плече.
– Когда я соглашался на эту работу, – всхлипывал Энрике, – то не думал, что всё зайдёт так далеко. Но у меня нет другого выхода.
– Что с твоим отцом? – по моей щеке змейкой поползла слеза.
– Болезнь Паркинсона. Ему нужны дорогие лекарства. А моя семья не из обеспеченных.
– Мне очень жаль, – удалось выдавить из себя только эти слова.
– Вот скажи мне, – он отодвинулся, его лицо было искажено болью, – если бы я до всего случившегося обратился к тебе с просьбой оплачивать счета за его дорогие лекарства, ты бы помогла мне?
– Почему нет?
– А я вот не верю, что кто-то может помочь просто так, – парень разгорячился ещё больше. – За всю свою жизнь я ни разу не видел такого чуда. Хотя каждый день молился Мадонне и просил о помощи. И что в итоге? Я и мои сёстры выросли в бедности. Как и мои родители. Как и их родители. Как и многие в Мексике. Беспросветное существование! Это не закончилось бы никогда, если бы я не согласился на эту работу и не стал, как ты говоришь, «прислуживать мажору». Я не настолько умный, чтобы придумать компьютерную игру, и не настолько талантливый, чтобы играть в кино! Так что же мне теперь, умереть в нищете?
– Энрике, прости.
Мексиканец молча смотрел в пол, уперевшись руками в колени.
– Я злюсь не на тебя, а на того, кто всё это выдумал, – оправдываясь, добавила я.
Он продолжал тяжело дышать, никак не реагируя на мои извинения.
Но вдруг жуткое подозрение ножом вонзилось мне в мозг.
А что, если Энрике рассказал эту историю только для того, чтобы разжалобить меня? Может, это грязная манипуляция?
Я встала с пола и отошла от парня на несколько шагов.
– Что такое? – он плавно повернулся в мою сторону.
– Всё понятно. Нет никакого больного отца и никакой бедности. Ты просто пытаешься сломить меня, да? Я тебя пожалею, пойму, что мне стоит покориться, а вы добьётесь своей грязной и непонятной цели. Может, ты и есть тот самый главный похититель и только прикидываешься обычным охранником?
Брюнет медленно вскинул брови. Он долго не отводил от меня пронзительного взгляда. Затем, поднявшись на ноги, глухо сказал:
– А мои сёстры были уверены, что ты добрая, – и ушёл, не забыв запереть дверь.
Эта сцена поселила во мне смешанные чувства. С одной стороны, его откровение зацепило. Разве цель, которую он преследует, не оправдывает его действия?
С другой стороны… Если я могу разыграть всё, что угодно, почему бы и ему не быть актёром?
Он ушёл от меня обиженным, и это не могло не примешать ко всем моим переживаниям ещё и чувство вины. Ведь в случае, если его рассказ был правдой, моё поведение кроме как свинским никак не назовёшь.
В любом случае, разговор с Энрике развернул поток мыслей в другое русло. Парень сказал, что никому из нас ничего не угрожает, а значит, в итоге ситуация разрешится благополучно.
Я запретила себе думать о том, как сильно переживают за меня мама, папа, брат, Джерри и другие. Напрасные размышления ничем не улучшали ситуацию.
На просмотр телевизора был поставлен запрет: там легко можно наткнуться на новости. Поэтому продолжить чтение романа Булгакова показалось довольно притягательной перспективой. Но прежде я убрала весь тот бардак, который устроила в пылу истерики.
За весь оставшийся день я прервала чтение всего пару раз. Даже в туалет ходила с книжкой. Ожидалось, что в обед снова придёт Энрике, и мы поговорим с ним. Хотелось извиниться перед человеком, который был вежлив со мной и ничего плохого не сделал. Наверное, не сделал.
Но еду принесла незнакомая девушка. Я заговорила с ней, а в ответ получила несколько фраз на незнакомом языке. По-моему, на немецком.
Теперь я лишилась даже бесед с охранником. Надо было вести себя разумнее и не подавать виду, что я усомнилась в его искренности.
Глава 3
Кажется, беспокойное пробуждение стало традицией моего плена.
Первое, что пришло в голову: на меня напали во сне. Потому что, просыпаясь, я ощутила, как кто-то придавил моё тело. Чем и как – непонятно. Полностью накрытая одеялом, я не могла видеть, что происходит.
На несколько мгновений мои мышцы словно окаменели от испуга. Я не в силах была пошевелить даже мизинцем. Но затем оцепенение прошло, и я попыталась хотя бы выглянуть из-под одеяла. Получилось не очень: неизвестный будто нарочно не давал этого сделать.
– Проснись, проснись! «Всё смешалось в доме Облонских
2», – демонским голосом завопил анонимный налётчик, по-английски процитировав Толстого. И я сразу поняла, кем был этот неизвестный.
– Джен? – оставила я попытки выбраться наружу. – Ты?
