– Я не хулиганю, Эмс, – у меня с трудом вышло освободиться от неожиданно цепкого захвата. – И мне правда лучше побыть в одиночестве и настроиться.
– Никакого одиночества, – Эмили потянула меня прочь из павильона, и мы оказались в безлюдном складском помещении, где хранилась всякая всячина, от си-стендов
14, прожекторов и тележки «доли»
15 до бутафорских кирпичных стен. – Я понимаю, что жар-птицы стаями не летают, – улёгшись на каскадёрские маты, она заложила руки за голову. Её губы сложились в саркастическую усмешку. – Но одной тебе сейчас лучше не оставаться. Иначе ты окончательно загрызёшь саму себя за ошибки.
– Тебя Дэвид подослал, что ли? – присев рядом с девушкой, поинтересовалась я.
– Нет. То есть да, но я и сама бы пришла. Сначала он хотел отправить к тебе Джен, чтоб отвлечь, но Питерс сама всё утро какая-то психованная.
– Она снова увидела своего Криса по телевизору, – пояснила я. – Папарацци засняли, как он выходил из ресторана под ручку со Стивенсон.
– Никогда не понимала, почему Джен связалась с Крисом. Она надеялась его перевоспитать?
– Наверное. Положа руку на сердце, я сама не до конца понимаю её выбор. И я говорила ей об этом. Но она любит Криса, и что я тут могу поделать?
Мы помолчали, тем самым признавая, что у этой истории, скорее всего, не будет красивого финала.
– Эмси, – заговорила я, – кажется, я совершаю преступление.
Уилсон хмыкнула.
– Да не хмыкай мне, – разозлилась я. – Вообще-то это серьёзно.
– Что ж, предлагаю тебе покаяться, – совсем как пастор, проговорила Эмили.
– Мы сейчас снимаем всё это, а мне по-прежнему неясно, кого же я должна играть. В голове нет цельной картины, и я не имею ни малейшего понятия, как выстраивать сквозное действие. К чему должна прийти моя героиня? Что должен сообщать мой образ? Я даю наставления Новак, а сама изображаю в кадре что-то невнятное. Дэвид на меня давит, но он не может мне помочь, потому что, как и я, как и все остальные, не понимает, чего не хватает Актрисе. По-моему, это жульничество с моей стороны – играть вот так, без каких-либо основательных представлений о персонаже. Я просто проговариваю текст перед камерой, непонятно, зачем. Меня всё отвлекает и нервирует именно из-за моего собственного…
– Что ты разнылась, как гражданская, – Уилсон не дала мне закончить. – Ты же киношник. Всё отвлекает, нервирует… Понятно, что нервирует. Особенно, если учесть, что мы по-прежнему в плену, нас считают погибшими, и неизвестно, вернёмся ли мы когда-нибудь назад. Согласись, не лучшая обстановка для творческих поисков. Но ты же знаешь Штильмана: он не возьмёт в производство отснятый материал, если тот недостаточно хорош. То, что мы сейчас снимаем, не окончательный вариант. Не думай, что все здесь знают, что делать. Дэвид сам ни в чём не уверен. Они с Лолой каждый день переписывают концовку. О каком сквозном действии тут можно говорить? Лиз, отпусти хватку. Бывает, мы месяцами не можем найти нужного нам образа. А ты сколько над ним работаешь? Несколько недель?
– И что ты мне предлагаешь? Взять перерыв и продлить наше пребывание в этом душном пространстве? Да мы и так скоро начнём терять сознание без чистого воздуха.
– Перерыв всегда лучше пересъёмок.
– Даже если и так, на что мне здесь отвлечься? Каждый день одно и то же. Одни и те же люди. Одни и те же стены. Одни и те же книги и реалити-шоу. Одни и те же разговоры.
Я растянулась на мате параллельно Эмили.
Больше не хотелось говорить о творческих муках, и поэтому я спросила, чтобы перевести тему:
– Как думаешь, он среди нас? – моя рука оперлась о голову.
– Кто?
– Заказчик. Он, как мы, не выходит наружу? Или где-то за тысячи миль отсюда смотрит трансляцию с камер в режиме реального времени?
– Вот уж о чём я точно не думаю.
– А о чём ты тогда думаешь?
– Знаешь, сегодня ночью мне приснилась Сицилия. У моих родителей там особняк на восточном берегу, в Таормине. Ты когда-нибудь была на Сицилии?
– Нет, никогда.
– Там столько солнца. И вода в море такая чистая, что кажется, будто её и нет вовсе. Я всегда прилетала в то место, чтобы как можно дальше уйти от реальности. Там даже время течёт по-другому. Когда нас освободят, я подамся туда, чтобы поскорее забыть об этой тюрьме. Проведу там полгода. Или даже больше. И никаких съёмок. Только море, свежий воздух, жара и… – она перевела мечтательный взгляд на меня. – Приедешь ко мне погостить?
– Конечно, – не задумываясь, согласилась я. – Разве можно отказаться от такого заманчивого предложения?
Кажется, чувство лёгкости, которое сквозило в словах Эмили, потихоньку начинало передаваться и мне.
– И ещё, – продолжала она, – я всерьёз задумалась о перерыве в карьере. Возможно, на пару лет.
– На пару лет?
Недоумение, отразившееся в моём лице, поторопило Уилсон с объяснениями:
– Лиз, я с девяти лет практически живу на съёмочных площадках. Мои отношения вечно разваливаются из-за постоянных разъездов. Мне сложно ответить на вопрос, где мой дом. А ещё я чертовски устала от внимания. Хочется быть простым человеком. Ходить в магазин без надзора фотокамер. Конечно, когда-то я сама выбрала эту жизнь. Если ты желаешь принимать участие в крутых проектах, нужно смириться с обратной стороной популярности. Но вдруг, на самом деле, чтобы чувствовать себя счастливой, мне всё это не нужно? Разве нельзя быть хорошей актрисой где-то в другом месте, а не на виду у миллионов? Разве для самореализации обязательна слава? Можно ведь быть успешной, играя в провинциальных театрах или в независимом кино.
– Но ты же понимаешь, – возразила я, – что в провинции может не быть интересных ролей и сильных режиссёров.
– Ну и что? Нет таких – есть другие.
– Значит, ты бросишь всё, что строила долгие годы, приобретёшь дом где-нибудь в Шотландии и превратишься в звезду инди-кинофильмов?
– А чем ужасен этот план? – развела руками Эмили. – Вряд ли я уеду именно в Шотландию, но в остальном звучит неплохо. Пора услышать голос внутри себя, а не тысячи голосов снаружи.
Мне было дико слышать подобные заявление от Уилсон. То ли оттого, что я не разделяла этих убеждений и на её месте ни за что на свете не осмелилась бы потерять то, к чему стремилась долгое время; то ли оттого, что не могла вообразить себе знаменитую британскую актрису, играющую в каком-нибудь низкобюджетном независимом хорроре.
