– Воображаю, – продолжал хохотать парень, – как ты продумывала план похищения, выбирала самых достойных киношников, заслуживающих принять участие в великих съёмках…
– Ну, нет, тогда я никак не могу быть Заказчиком, – прервала я его фантазии. – Ведь если бы у меня был выбор, я бы тебя сюда не взяла.
– Это ещё почему? – нахмурился Гарри.
– Зачем мне какой-то мутный тип, который, может, и на съёмках никогда не работал-то, – я скрестила руки на груди и вызывающе взглянула на Нортона.
– Поаккуратнее с заявлениями, мисс Грант. Возможно, опыт в этой сфере у меня и не такой огромный, как у вас. Но значение имеет качество, а не количество.
– И всё же сколько лет ты занимаешься кино?
– Года три примерно.
– А до того, как попасть в этот мир, чем ты занимался?
– Попробуй угадать, – парень снял очки, зажмурился и помассировал веки.
Я задумалась.
– Ты похож на биржевого брокера, – наконец выдала я.
Открыв глаза, Гарри пробежался по мне возмущённым взором.
– Сегодня что, день оскорблений Гарри Нортона? – он аккуратно вернул очки на нос.
– Приношу свои извинения, ваша светлость, – я наклонила голову в намеренно учтивом поклоне. – Мне и в голову не могло прийти, что подобное сравнение вас оскорбит.
– У тебя есть ещё одна попытка, чтобы угадать, кем я был в прошлой жизни.
– Журналистом? – снова наугад бросила я.
– Нет, – парень выдержал паузу. – Учителем истории.
– Вот уж никогда бы не подумала, – я в изумлении уставилась на скриптера.
– Да, пару лет я преподавал в одной частной лондонской школе.
– Так вот почему ты читаешь такие странные книги.
Нортон вскинул брови.
– Куда нам, простым смертным, до вашей русской классики, – он приподнял и тут же бросил томик Чехова, покоившийся на моих коленях. – Ты следила за тем, что я читал?
– Сложно было не обратить внимания на толстенные военные издания, которые ты всё время таскал из библиотеки, – я прижала «Чайку» к себе, будто опасаясь, что Гарри может как-то навредить книге. – Стесняюсь спросить: как – а главное, почему – ты попал в киноиндустрию?
– Моя девушка, теперь уже бывшая, работала «хлопушкой» на проекте у Сида Сэйлема. Он тогда снимал свою «Чёртову четвёрку». А я как раз был в поиске работы, потому что… – он замялся. – Ну, в общем меня уволили из школы.
– И что же ты натворил?
– Да ничего такого, на самом деле, – небрежно ответил скриптер. – Руководству школы было не по нраву, в каком свете я подаю британскую историю. У меня был свой взгляд на некоторые события, который слегка расходился с официальной школьной программой. И однажды мажористый папочка одного моего ученика возмутился тем, как его сын рассуждал о колониальной политике Англии конца ХIХ века. Отец живо смекнул, кто вложил в голову его отпрыска крамольные идеи, и потребовал уволить учителя, который так своевольно обращался с историей великих завоеваний нашей родины.
– Так ты, оказывается, тот ещё бунтарь, – заметила я. – Значит, тебя с позором изгнали из сферы образования, и ты решил сеять смуту в сфере кино?
– Именно, – Гарри просиял так, словно я произнесла лучший комплимент из возможных. – Долорес – так звали мою бывшую – предложила мне устроиться ассистентом режиссёра на «Чёртову чертвёрку». И как-то незаметно я стал частью киношной семьи. Пару проектов я ещё поработал в качестве ассистента, затем попал к Джоэлу Тиму скриптером. А после Тима мне удалось получить работу у Штильмана на «Доме без окон».
– Ты поладил с Дэвидом? – скрыть сомнение в голосе я и не старалась.
– Да, несмотря на весь свой бунтарский дух, – гордо провозгласил Нортон. – Думаю, поэтому я и выиграл эту бесконечно щедрую увеселительную поездку неизвестно куда, – он обвёл руками библиотеку.
– И как, работа скриптером увлекательнее работы учителя?
– Разве можно их сравнивать? Это такие виды деятельности, у которых мало общего. Если быть откровенным, я немного скучаю по преподаванию. Мне нравилось то ощущение, когда у тебя выходит что-то кому-то втолковать.
– А Дэвиду не особо что-то втолкуешь.
– Точно. Но, поработав скриптером, я понял, что ещё больше мне нравится всё контролировать. Быть внимательным к мелочам. Находить свой подход к каждому.
– Уверена, ты мечтаешь о большем, – я подмигнула парню.
– О большем? – он не понял намёка.
– Плох тот скриптер, который не мечтает однажды стать режиссёром.
– Ах ты об этом, – угрюмо отреагировал Гарри. – Возможно, когда-нибудь я и почувствую сильное желание заняться исключительно постановкой. Но пока мне нечего сказать миру. Поэтому я предпочитаю находится в тени тех, кто придумывает удивительные истории. Я знаю своё место.
Последняя обронённая им фраза прозвучала довольно печально. Будто скриптер сам себя убеждал, что не стоить метить выше.
– Ну, как сказала молодая вдова на похоронах своего престарелого мужа: «Не будем о грустном», – отшутилась я, надеясь тем самым уйти от очевидно больной для Нортона темы.
Парень заливисто расхохотался.
– Лиз, скажи мне, когда становишься знаменитым, над твоими шутками смеются громче, чем прежде?
– Над хорошей шуткой смеются одинаково громко вне зависимости от твоей популярности, – с наигранным жеманством сказала я. – Дело же не в том, что тебе начинают льстить. Гораздо страшнее, что большое, просто огромное количество людей начинает тебя ненавидеть, причём, в основном, беспричинно. Ты лично им ничего плохого не сделала, а они кидаются в тебя помидорами, например, из-за размера твоих гонораров.
– Как тебе удаётся справиться с чувствами, которые вызывает эта незаслуженная ненависть?
– Мой брат, сам того не зная, однажды преподал мне урок по защите от хейтеров. Как-то мы ехали с ним по шоссе. Шёл дождь, и какой-то парень голосовал на дороге. У нас не было места в машине, поэтому Дэн, естественно, проехал мимо. А я в зеркало заднего вида заметила, как мужчина на дороге показывает нам вслед средний палец. На что брат сказал: “Ты можешь посылать нас сколько угодно. Но мы едем в тёплом автомобиле, а ты мокнешь под дождём. И никто в этом не виноват”.
– Звучит весьма неоднозначно.
– Неоднозначно, – согласилась я. – Зато это работает. И когда я сталкиваюсь с неадекватными реакциями, то про себя думаю: люди просто злятся из-за того, что я в машине, а они под дождём. Но кто виноват, что так сложилось? Точно не я. А вместо того, чтобы показывать мне средний палец, лучше бы они продолжали искать способ спрятаться от дождя.
Гарри, вздохнув, поднялся с дивана и сунул руки в карманы спортивных штанов.
– Я никак не могу тебя раскусить, – выговорил он. – Никак не могу понять: то ли ты обладаешь большим сердцем, то ли оно напрочь у тебя отсутствует.
