– Заткнись, – пытаясь не улыбнуться, сказала она.
– Просто соверши невозможное – признай, что я права.
– Конечно, ты Элизабет Грант, воплощение американской мечты, – Питерс прикрыла глаза и сладко потянулась. – Ты не можешь быть не правой. Пойдём, – встала она.
– Куда?
– Хватит тебе уже валяться, надо как-то развеяться, – она неопределённо махнула рукой в сторону дверного проёма. – Пообщаться с другими людьми. Узнать обстановку. Покушать.
Мы решили побродить по нижнему уровню. Думали, что встретим там кого-то. Но все, видимо, так же, как и мы, бездельничали в комнатах. А может, разменивали бесконечность свободного времени в тренажёрке или бассейне. Неловко было ощущать эту покинутость.
Внезапно мы наткнулись на Северина. Парень сидел прямо на полу, прислушиваясь к какому-то шуму из неприкрытой до конца двери. Он растянул губы в широчайшей улыбке и сделал знак, чтобы мы молчали.
– Садитесь, – прошептал он, указывая на ковровое покрытие рядом с собой. – Тут такое развлечение.
Мы подошли ближе, но не приняли его предложение присесть.
Прислушавшись, я узнала резкий голос Дэвида, доносившийся из незапертой комнаты.
– Нет, ты меня, конечно, извини, – обращался к неизвестному режиссёр, – но мы с тобой далеко так не уедем. Понятно, что нам нужна история попроще. Наши возможности ограничены, и следует помнить об этом. И всё же в этом весь смысл. Мы должны создать нечто выдающееся, полагаясь не на прорву средств, а на творческое мышление. А ты хочешь упростить всё до крайности, создать какую-то банальную бытовую драму.
– Ну, зачем ты так? – наконец заговорила таинственная собеседница Штильмана. Её голос я не узнала, и поэтому вопросительно посмотрела на Максима.
– Это сценаристка, – тихо пояснил русский. – Андерсон.
– То, что я тебе рассказала, – после паузы продолжила женщина за стеной, – не банальная драма. Это довольно острая тема. И на ней можно выехать.
– Можно, но не нужно, – грубо ответил ей Дэвид. – Поверь моему чутью, это не зацепит.
– Ты не хочешь работать над этим сюжетом только потому, – напирала Лола, – что его придумала я. Тебе обидно, что это не твоя идея.
– Вот ещё!
Джен опустилась на пол рядом с Севериным. Я присоединилась к ним.
– И давно они так? – поинтересовалась Питерс у парня.
– Не знаю, – он пожал плечами. – Я всего минут тридцать эту перебранку слушаю. Такое ощущение, что они женаты друг на друге, – Максим направил большой палец в сторону открытой двери.
– Нет, Дэвид одинок, – я отрицательно помахала головой. – А насчёт Лолы не знаю. С ней я никогда не сталкивалась.
– По-моему, она замужем, только понятия не имею, за кем, – добавила Джен.
– Вы снимались у Дэвида? – задал ещё один вопрос русский.
– Да, но не в одном фильме, в разных, – охотно поддерживала беседу подруга. Она подтянула к себе ноги и обхватила их руками. – Мы с Лиз вообще никогда в одном и том же проекте вместе не работали.
– Ничего, зато сейчас поработаете, – простодушно ответил Максим.
Мы с Джен переглянулись, и мне стало понятно: она тоже вспомнила наш недавний разговор о том, что за всё время работы в киноиндустрии мы ещё ни разу не снимались вместе.
Однако я всегда опасалась этого. Почему-то внутри жила уверенность, что, оказавшись в одном фильме, мы можем утратить какую-то важную часть наших отношений. Взгляды на актёрство у нас были схожи, но вдруг, увидев друг друга на творческом поле боя, мы, например, будем разочарованы тем, на каком уровне находится каждая из нас? Смешно думать, что съёмки могут разрушить настоящую дружбу. И всё же мне не хотелось ни показывать Джен эту свою сторону, ни видеть подругу в рабочем процессе. Некоторые отношения лучше не опошлять работой.
Правда, Питерс меня в этом предположении не поддерживала. Она говорила, что не боится совместного творческого процесса и что даже хотела бы поработать со мной, чтобы узнать, как она выразилась, «вправду ли ты так бесподобна или все тебе просто льстят».
И, похоже, настал момент, когда нам придётся сосуществовать на съёмочной площадке. Осознав высокую вероятность такой перспективы, Джен ухмыльнулась мне.
– Послушай, – говорил Дэвид, – а может, нам попробовать снять «догму»?
– «Догму»? – с сомнением уточнила Лола. – Ты имеешь в виду «Догму 95»
9?
Молчание.
– Мы, конечно, не сумеем соблюсти все правила «обета целомудрия», – голос Штильмана стал как будто спокойным. – Придётся работать в павильонах. Да и освещение всё равно нужно будет выставлять. Но мне кажется, что условия, в которых мы оказались, в целом располагают к работе в этом направлении.
– Если мы стеснены обстоятельствами, это не значит, что нужно вовсю пользоваться чужими идеями, – возразила сценаристка. – Всему своё время. А время «Догмы» ушло. Этим уже никого не удивишь.
– Да? – хладнокровие снова предательски покинуло режиссёра. – Тогда, может, предложишь что-то оригинальное? Правда, пока я не услышал от тебя ничего конструктивного. Ни одного приличного замысла. Ничего!
– Я знаю, за что ты злишься на меня, – выдавила из себя Андерсон.
– Я не злюсь на тебя. У меня просто такой темперамент.
– Нет, ты злишься, – настаивала она. – Ты психуешь, потому что в прошлом году я увела Оскар за сценарий у тебя из-под носа. И в этом году мы оба опять номинированы. И ты знаешь, что премию снова присудят мне.
– Бред! Меня не интересуют премии.
– Нет, милый, это меня они не интересуют. А для тебя-то весь этот тлен как раз имеет значение. Но вот парадокс: их жаждешь ты, а получаю я. И знаешь, почему? Не потому, что мир несправедлив. Ты замечательный режиссёр, но сценарии у тебя хромают. Тебе не стоит их писать самому. Но разве у тебя достанет сил признать это? Разве твоё эго позволит тебе заняться реализацией чужой идеи? Вот и сейчас ты делаешь то же самое. Ты хочешь всё повернуть по-своему.
– Потому что ты необъективна, – мужчина наконец ответил на тираду Лолы.
