Поцелуи пьянили. Мы никуда не спешили, ни о чем не думали, ничего нас не заботило. От касаний Ли во мне рождалось томительное тепло и волнами расходилось по телу.
Если бы в этот момент кто-то вошел в номер, мы бы не остановились, потому что слишком долго ждали этого момента. Ли опустился на колени и начал медленно стягивать с меня костюм, я уперлась руками в его плечи, чтобы не упасть. Мне не было стыдно, я ни в чем не сомневалась.
Когда на мне не осталось даже нижнего белья, Ли поднялся, и отошел, чтобы посмотреть на меня. Тяжело было стоять спокойно: изнутри меня обжигали языки пламени. И пламя это своими взглядами зажигал во мне Малейв.
Я понимала, что не достойна того восхищения, с которым на меня смотрел мужчина, и жалела, что он не увидел меня обнаженной, когда я была в своем обычном весе. Сдернув резинку с волос, я растрепала их. Волосы – мое богатство, и я хочу, чтобы центаврианин их оценил.
Малейв понял, чего я жду, и испортил момент, покачав головой:
— Никаких банальных комплиментов.
— Один мог бы и сделать, скупердяй!
— Хамка, — прошептал центаврианин и, подойдя ко мне, взял на руки.
И зачем вообще нужны какие-то слова, если у мужчины при виде тебя дыхание перехватывает, а глаза загораются нетерпением, восхищением и нежностью? До кровати оставалось совсем чуть-чуть, но Ли остановился.
— Я не смогу тебя отпустить.
— Я уже слышала это.
Центаврианин опустил меня на кровать, разделся. Простыни были прохладными, но мне показалось, что они покрылись льдом – так мы с Ли разгорячились. Он поцеловал меня, прихватив зубами верхнюю губу – нежность сменилась легкой болью. Я чуть не сгорела живьем от того, что он начал вытворять, уложив меня на кровати и нависнув сверху. Всем заведовал Ли, умудряясь предугадывать каждую мою реакцию. Складывалось впечатление, что он мое тело знает лучше меня самой… Мне оставалось только шумно ловить воздух и вскрикивать.
И, самое важное – никакого эо-ри!
Я млела от ласк, пока не стало больно. В любовных романах, которыми я зачитывалась на ферме, описывалось, что пикантный момент лишения девственности лишь чуть-чуть омрачен неприятными ощущениями. Но я бы не сказала, что «чуть-чуть»... Замерев, я с силой ухватила Ли за плечи, вынуждая остановиться.
— Нина? — хрипло спросил он.
Разговаривать в такой момент не самая лучшая идея, но меня уже понесло:
— Вы, мужчины, ужасно везучие засранцы. Вам не приходится терпеть боль каждый месяц, и рожать тоже не приходится. Так что, Малейв, имей в виду: если мои страдания не окупятся, я тебе жестоко отомщу.
Центаврианин всхлипнул от смеха, и продолжил свое дело. Я сжимала плечи мужчины, стараясь подладиться под нужный ритм. Малейв сдерживал себя и старался доставить удовольствие в первую очередь мне, то замедляясь, то ускоряясь. Я торжествовала от осознания, как сильно он меня желает. Мне нравилась его властность в постели, требовательность, взгляды в духе «Ты моя, и только моя»… К тому же, Малейв настолько хорошо знал, как удовлетворить женщину, что несмотря боль, я осталась довольна первым сексом в своей жизни.
И я ни капельки не жалела, что решилась на такой шаг.
Ли оставил на моих губах легкий, но опьяняющий поцелуй, который словно закрепил нашу связь. А как центаврианин посмотрел на меня при этом! Мое сердце, только успокоившееся, снова бешено забилось. Мне удалось вызвать в человеке старшей расы такую бурю чувств...
— Несравнимо, — проговорил Ли, откидываясь на спину.
— О чем ты?
— Ты меня наизнанку выворачиваешь, Нина. И чтобы сделать это, тебе достаточно только посмотреть на меня… сказать что-то… просто – появиться. Какое-то сумасшествие.
— Мне это знакомо.
Как же я ошибалась: секс ничего не решил, только показал, что мы сочетаемся друг с другом идеально, как две половинки. Вот только одна половинка старшая, а другая – младшая. Из такого союза черт-те что может получиться.
Это немного испортило мне настроение, и я приподнялась; при этом волосы упали на спину, открывая грудь. Ли принялся не спеша любоваться видом, а я подметила, что на лице его «живыми» кажутся только глаза. Удивительная особенность старших рас – они часто становятся похожими на ожившие статуи.
— Кстати, ты так и не ответил ни на один из моих вопросов. Скажи хотя бы, почему ты оказался в отеле в то же время, что и я?
— Я прилетел отдохнуть. И только.
Малейв тоже приподнялся, и настала моя очередь любоваться его телом.
— А почему ты не общался со мной весь семестр?
— Для твоей же безопасности.
— А поподробнее нельзя? Я не из праздного любопытства интересуюсь. В отеле творится что-то странное… Моего друга исключили из академии, потому что с ним в лесу случилось нечто необычное.
Ли взглянул на инфо-табло и сожалением произнес:
— Бывает.
— И это все, что ты скажешь? — удивилась я.
— Пока что – да. У меня скоро встреча на очередном курсантском аукционе. Да и тебе нельзя оставаться в моем номере надолго.
— Ах, теперь ты меня выпроваживаешь?
— Сначала я тебя вымою, и только потом выпровожу, — с ухмылкой заявил центаврианин.
— Цвин ты рогатый!
— Уже цвин? А как же жук?
— Жуки мерзкие, а ты просто хитрая сволочь!
— А ты не хитрая?
Фыркнув, я соскочила с кровати в надежде как можно быстрее найти свою форму. Ли соскочил следом за мной. Не желая ему поддаваться, я юркнула в сторону, нечаянно сбив прикроватный столик.
— Ай-яй, Ветрова.
— Приберешься, ничего с тобой не случится!
Мы закружили по номеру. Несколько раз я предпринимала попытки добраться до своей одежды, но Ли меня опережал. В итоге я совершила обманный маневр и швырнула круглый мелкий фрукт, упавший со столика, в Малейва. Центаврианин со своей прекрасной реакцией с легкостью его поймал.
— Неплохо, курсантка.
Ли вдруг бросил фрукт в меня; я успела отбить его рукой.
— Малейв!
Он воспользовался моим замешательством и, преодолев разделяющее нас расстояние, схватил меня в охапку. Мне сразу расхотелось сопротивляться… Поучая о том как важно предугадывать действия противника, он понес меня в душ, где поставил меня на пол душевой кабины, и включил воду. Поучения прекратились, потому что Ли начал меня мыть, не обделяя вниманием ни одну часть тела.
Я представила, как отреагируют родные на наши отношения. Род Малейв меня точно с распростертыми объятьями не примет, как и мои братья-фермеры не смогут смириться с зятем-центаврианином.
Братья… Свирепый Агапий, рассудительный Аркадий, дурашливый Артем… Если они узнают, с кем и что я сделала, задушат и закопают на ферме. А если проведают, что я сама пришла в номер к старшему, и, стало быть, я – инициатор, даже останков моих не останется – лучи Агапова гнева испепелят все!
