Когда они вышли на узкую улочку, которая вела прямо к его дому, Пейтон приостановился, выбрав место, где свет пробивался сквозь ставни, и сказал:
— Теперь можешь выходить.
Женщина шагнула вперед. Она была бледна и дрожала от холода. Пейтон снял плащ и, укутывая в него женщину, почувствовал облегчение: она была реальна, до нее можно было дотронуться. Приобняв ее за плечи, он торопливо повлек ее к дому. Девушка подобрала полы плаща, слишком длинного для нее: видимо, боялась наступить на полу и упасть. Это его немного развеселило. Незнакомка едва доходила ему до плеча.
Войдя в дом, Пейтон не обратил никакого внимания на изумление, отразившееся на изуродованном шрамами лице его слуги, Йена Сильного. Состояние и внешний вид гостьи, которую он привел, в ком угодно могли возбудить любопытство. Но слугу еще больше поразило то, что Пейтон привел в дом женщину: еще ни одна представительница слабого пола не переступала порога ни одного из его жилищ. Этого правила он строго придерживался. И на вопрос почему, обычно отвечал, что не желает пачкать собственное гнездо.
— Но мне необходимо поговорить с тобой, рыцарь, — запротестовала девушка, услышав, как Пейтон приказывает Йену Сильному и его жене Крошке Элис разжечь Огонь, наполнить горячей водой лохань и приготовить сухую одежду для гостьи.
— Когда вымоешься и согреешься, мы поговорим с тобой в большом зале, — пообещал Пейтон. — Как тебя зовут?
— Кирсти, — ответила девушка. — Но мои братья прозвали меня Тень.
Пейтон, который помнил, как бесшумно она двигалась и как ловко пряталась в темноте, не удивился. Он подтолкнул девушку к Крошке Элис, а сам отправился поискать для себя эля и еды. Пейтон испытывал сильнейшее любопытство — ему интересно было послушать историю девушки и посмотреть, как она будет выглядеть, вымывшись и обсохнув. Он надеялся, что внешность ее вознаградит его за потерю леди Фрейзер, ибо сегодняшнее свидание должно было положить конец довольно длительному периоду воздержания.
Кирсти поморщилась — Крошка Элис потянула ее волосы, которые все никак не хотели распутаться. Теперь, когда она вымылась и согрелась, сначала в лохани, потом возле очага, она чувствовала себя гораздо лучше. Легче было забыть о многочисленных ссадинах и синяках, полученных ею, пока она боролась за свою жизнь, тем более что и горячая ванна, и приятно пахнувшая мазь, которую наложила на них Крошка Элис, сделали боль менее острой. Ей очень хотелось узнать, откуда взялось чистое платье, но она приказала себе не проявлять любопытства.
— Ну вот, девочка, — промурлыкала Крошка Элис, и легкая улыбка смягчила непреклонное выражение ее круглого шотландского лица, — теперь ты готова говорить с сэром Пейтоном. А уж я позабочусь, чтобы на столе было довольно еды.
Добродушная служанка явно намекала на то, что Кирсти было бы неплохо откормить, и Кирсти, следуя за ней к большому залу, тихонько вздохнула. Она знала, что не столько стройна, сколько худа, ибо ее муж всем прочим дисциплинарным взысканиям предпочитал заключение и длительные посты. Но гордость ее, вернее, то немногое, что у нее осталось от гордости, бывала уязвлена всякий раз, когда кто-либо намекал на ее худобу. Впрочем, теперь, когда ей предстоит бороться за жизнь, вряд ли стоит надеяться, что фигура ее изменится к лучшему. И дело не только в том, что сытные трапезы станут для нее редкостью, но, главное, в ее положении нельзя ставить сытость выше собственной безопасности и безопасности тех невинных созданий, которых она стремилась защитить.
Едва только Кирсти собралась с духом, готовясь предстать перед сэром Пейтоном, как Крошка Элис мягким, но твердым движением втолкнула ее в большой зал и повела прямехонько к сэру Пейтону. Он встал, слегка поклонился, и Кирсти не заметила, как оказалась сидящей рядом с ним. Крошка Элис, поставив на стол перед ней изрядное количество еды, удалилась. Кирсти была ошеломлена той скоростью, с какой подготовка к этому важному свиданию перешла в само свидание.
Она отпила эля и принялась осторожно изучать сэра Пейтона. Разговоров об этом человеке ей довелось слышать немало, и пару раз она даже видела его мельком. Сегодня ночью Кирсти следовала за ним по темным улицам к месту его ночного свидания, но возможность как следует его разглядеть представилась только сейчас. Глядя, с какой небрежной грацией он развалился в огромном кресле резного дуба, она поняла, почему женщины вздыхают по нему.
Он был грациозен и элегантен, от кончиков изящных рук с длинными пальцами до носков дорогих сапог. Одет он был как придворный, английский или французский джентльмен, но без тех излишеств, к которым питают пристрастие щеголи. Камзол не слишком короток, носки сапог не чрезмерно остры, цвета — темно-зеленый и черный — неяркие и хорошо сочетались. Костюм сидел на нем безукоризненно. Пейтон не был чрезмерно высок. Но внешность не оставила бы равнодушной ни одну девушку. Грацией, подтянутостью и силой он напоминал хорошо откормленное животное. «Скорее, хищника», — поправила себя Кирсти, припомнив, что он слыл распутником.
У него было красивое, мужественное лицо. Чуть припухлый рот. Кирсти усилием воли отвела взгляд от его соблазнительных губ. Золотисто-карие глаза с изумрудно-зелеными искорками, казалось, созданы для того, чтобы ловить и удерживать женские взгляды. Красиво посаженные под изящными дугами каштановых бровей, обрамленные густыми ресницами, эти глаза, несомненно, были оружием соблазнителя. Густые рыжевато-золотистые волосы, аккуратно зачесанные назад, казались такими мягкими, что Кирсти захотелось к ним прикоснуться. Не без разочарования она вынуждена была признать, что его вошедшая в поговорку распущенность скорее всего объяснялась не столько бессердечием соблазнителя, сколько тем, что он охотно брал то, что ему предлагали.
— Итак, миледи, — заговорил Пейтон, — теперь вы можете сообщить мне, что именно заставило вас искать моей помощи?
Он молча ждал, пока она прожует хлеб. Внешность этой девушки невольно наводила на мысль, что ее прозвище Тень дано ей было не только из-за сверхъестественной ловкости, с какой она превращалась в тень. Густые блестящие черные как вороново крыло и еще влажные после мытья волосы были заплетены в нетугую косу, которая спускалась до узких бедер. Серые глаза, чуть раскосые, но не узкие, опушенные длинными густыми черными ресницами, то и дело меняли цвет, черные брови вразлет слегка поднимались к вискам, точно следуя необычному разрезу глаз. Ни пятнышка не виднелось на светлой молочно-белой коже. В чертах, которыми природа наградила ее лицо, было что-то неземное — и в едва заметной вздернутости точеного носа, и в легкой заостренности подбородка. Настоящий «невинный эльф». Но это пока не взглянешь на чувственные, полные губы…
Пейтон внимательно разглядывал девушку, стараясь делать это незаметно. Длинная изящная шея, роскошная копна волос. Несмотря на худобу, выпуклости маленьких грудей и изгиб талии выглядели весьма соблазнительно.
Он уже желал ее, и желал очень сильно. Наверное, подумал Пейтон, его друзья очень бы удивились, узнай они, что он воспылал желанием к такой малорослой и хрупкой особе. Обычно его влекло к женщинам с пышными формами. Вряд ли он смог бы объяснить, отчего ему невыносимо хотелось заключить эту девушку в объятия, но чувство это несомненно заявляло о себе.
