Её локоны с волнистыми завитушками приятно щекотали нос, бархатная кожа манила нежностью, рождая трепетные вибрации.
Поцелуй в шею Леночка восприняла как желанный приз, ответив распустившимся вокруг них облаком желания.
Физически осязаемые флюиды, продублированные пронзительными взглядами, зажгли взаимную страсть, погружая партнёров по танцу в гипнотический транс.
Денис прижал девушку к себе, уже не так как других, слишком чувственно.
Леночка ответила еле слышным стоном, потупила взор и шёпотом выдохнула согласие.
Остальное заняло считанные минуты.
Спустя полчаса они сладострастно мяли постель, торопясь выполнить обязательную программу и приступить к произвольным выступлениям.
Кровать стонала и плакала, наслаждаясь слиянием своих обитателей, пребывающих в чувственном угаре.
Интенсивность и сила страсти то возрастала, то падала.
Одни наслаждения перемежались другими, не понижая при этом градус блаженства.
Денис старался изо всех сил, используя на пределе возможностей физические способности.
Девочка непрерывно шептала слова благодарности, старалась облегчить задачу партнёра встречными действиями, то и дело сама перехватывала инициативу в пламенных играх.
Молодость прекрасна неутомимой ненасытностью.
Партнёры друг друга стоили, ничуть не скупились отдавать, вызывая взаимно пылкий эротический отклик.
Состязание, или взаимное истязание тел, как ни назови, всё равно это не изменит остроты момента, продолжалось до самого утра, пока вконец обессилившая их усталость не свалила мгновенно, не позволив даже завершить очередной раунд.
Предыдущая волшебная ночь, подаренная ему накануне Евой, увы, не повторилась. Отсутствовало нечто главное, без чего Золушка никогда не сможет превратиться в принцессу.
Было жадное похотливое совокупление двух изголодавшихся животных, стремящихся, во что бы то ни стало удовлетворить физиологические потребности, диктуемые природными инстинктами, не более того.
Денис проснулся разбитым, опухшим и уставшим, почти больным.
Грешить на алкоголь не получалось: они с Леночкой пили довольно мало, находились под лёгким приятным хмельком, не более того.
Девушка интуитивно почувствовала его взгляд, резко открыла заспанные глаза, тут же стремительным движением натянула на нагое тело одеяло до самого подбородка и попросила отвернуться.
Денис, усмехнувшись про себя, вышел, хладнокровно поняв, что безрассудная страсть и у Леночки была вызвана не чувствами, а продолжительным воздержанием или возбуждающим азартом игры с эротическим подтекстом.
Похоже, имела место сиюминутная симпатия, допускающая в качестве компромисса разовый секс, но не позволяющая вторгаться в пределы личного пространства, что ясно давало понять: организм и сознание девушки не распознали у Дениса наличие маркера с меткой “свой”.
Он тоже не был в восторге от присутствия Лены утром в своей постели, немного удивляясь, как вообще такая вольность могла случиться.
В том, что между ними происходило всего несколько часов назад, не было ничего по-настоящему волшебного, отчего захотелось бы петь и ликовать.
Сердце категорически не допускало восторженной реакции организма на внешность и присутствие девушки.
Оно молчало.
Лена довольно долго прихорашивалась, однако как ни старалась, не была похожа на вчерашнюю прелестницу. Что-то в её облике неуловимо изменилось, не давая шанса на любовь с первого взгляда, на безоговорочную способность притягивать и гипнотизировать восторженный взгляд Дениса.
Свет в ресторане был иной или обстановка, но на поверхность чувственного восприятия выступили обстоятельства, лишившие девушку той особенной привлекательности, которая заставила вчера добиваться взаимности.
Денис не хотел продолжения, даже не сумел назвать подругу по имени.
Странно.
Прежде не замечал за собой такого необъяснимого равнодушия.
Девушка действительно красива. В ней есть изюминка, искра.
Что же не так?
– Чай, кофе, – бесстрастно спросил он, лишь для того, чтобы прервать неловкое , напряжённое молчание.
– Лучше проводи домой. – Леночка была смущена и раздосадована своей и Дениса реакцией на ночное рандеву, мимика отчётливо отразила её состояние. – Мама наверно заждалась. Я не успела её предупредить, что останусь ночевать у подружки.
Денис кисло улыбнулся, пытался избежать прямого взгляда, нервно хрустел костяшками пальцев.
– Сейчас такси вызову. Устала? Сложно как следует выспаться на чужой кровати.
– Немного утомилась. Редко пью вино. Напрыгались, натанцевались. Было весело.
– Извини, я не сильно тебя обидел? Притащил, сразу в постель. Сам не понимаю, как это вышло. Вёл себя непростительно бессовестно, словно с цепи сорвался.
– Что ты, сама напросилась, я не в претензии. Ты вчера был бесподобен. Не только я, все девчонки от тебя без ума были. Ну, и потом, тоже…
– А сегодня, сейчас?
– Не знаю. Обычный парень. Как все. Если что, знай, мне понравилось. Ты сильный. Будет плохо – звони, я тебе телефон черкнула на всякий случай. На тумбочку положила листочек. Всё-таки Ева дура набитая. Зацелует её Егор до смерти, изомнёт как цвет и забудет навеки. Разные они, несовместимые. Хорошо, если быстро пресытятся, а то всю жизнь мучить друг друга будут.
– Давай о ней не будем. Если бы Ева не взбрыкнула, не было бы повода нам встретиться. Я тебе очень благодарен. Ты такая…
– Это ты меня завёл. Обычно мне сложно побороть застенчивость. Мужчины со мной редко встречаются. Такое восхитительное бесстыдство в постели, полный улёт, у меня такое впервые.
– Мне показалось у тебя избыток опыта.
– Куда там. Неожиданное вдохновение, экспромт. Сама удивляюсь. Целоваться не будем?
– Можно. Ты сладкая. Но у меня до сих пор Ева в сердце. Извини.
– Тогда не стоит. Проводишь?
Последующие дни тянулись, словно пластилиновые колбаски, утомительно и монотонно проползая сквозь однообразное серое пространство времени, наподобие ночных теней, пугающих загадочной подвижной непостижимостью.
Ничего не хотелось делать, никого видеть.
Денис не брал подработок, не оставался чего-то доделать: машинально выполнял обязанности, ел, не чувствуя вкуса, плохо спал.
Буквально всё в этом мире потеряло смысл.
Несколько раз юноша видел Еву, однако сердце при встрече не дрогнуло, лишь во рту появлялся горький привкус.
По непонятной причине то и дело нападала слезливость, неожиданно становилось нестерпимо жалко себя, в голове крутились мысли о конечности жизни, абсолютно ненужной, бесполезной.
