Дракон рыгнул.
– А у меня – нет. Ни черта нет. Вы же все об этом и позаботились. Ни один из вашего рода никогда ничегошеньки для меня не делал. – Верн подался вперед, упираясь локтями в колени, и малость пустил слюну. – Может, завтра и взойдет солнце, начнется новый день, знаешь ли, но я устал встречать рассветы в одиночку.
Пшик вспомнил слова матушки, которые услышал, когда она однажды пришла домой очень усталая и обнаружила его в постели с коклюшем, а на заднем дворе, с косячком, своего нового кавалера, которому плевать хотелось на ее больного ребенка. И, вытирая Пшику лоб, матушка ненадолго заговорила о его настоящем папке, что случалось очень редко.
«Если бы я только помогла ему увидеть рассвет, – произнесла она, и с кончика ее носа капнула слеза. – Но нас оказалось мало, тебя и меня».
Так что, когда Верн с сарказмом упомянул рассветы, Пшика вдруг охватил гнев.
– Да пошли вы, Верн. Вы тут у меня не умрете.
Дракон снова напускал слюней.
– Верно, сынок. У тебя не умру. У себя умру.
– Черта с два, – буркнул Пшик и бросился действовать.
Или, вернее, бросился наворачивать узкие круги, размышляя, в какую сторону, собственно, действовать. Он вспомнил, как его друг, Чарльз-младший, случайно глотнул отбеливателя, потому что бутылка, якобы, по размерам была похожа на ржаной виски его папаши. Мисс Ингрэм схватила Чарльза-младшего за шею, как индюшку, и затолкала в глотку три пальца так, что он заблевал ей всю руку. Блузка мигом перестала быть модной.
Позже учительница признавалась, что медицина такой примитивный метод не жалует, но черт, Чарльз-то остался жив, это ли не главное?
Но даже если и правда использовать метод мисс Ингрэм, вдруг окажется, что драконы блюют не так как люди? Впрочем, Верн ссылался на «Изгоняющего дьявола», так что Пшик решил хотя бы попробовать.
«Но все-таки, – подумал он, – зубы на вид прям капец острые».
Пшик завернул радиус чуть побольше и сдернул с крючка одну из дюжины висящих там футболок. Обернул ее вокруг предплечья и коротко помолился:
– Господи Иисусе, помоги мне.
– Встречал я Иисуса, – пробормотал Верн, поднимая голову. – Он даже плотником толковым не был.
На этом откровения кончились; Пшик всадил кулак дракону в глотку. Навалился всем весом, закряхтел и вдруг вспомнил, как несколько лет назад они с Чарльзом-младшим лупили в ведро, чтобы проверить, как глубоко кулак войдет в сохнущий бетон. А сейчас – в нечто более упругое, с рельефами мышц и клыками. Пшик встретился с Верном взглядом и, кажется, дракон был в ярости. Он вдруг встал – прямо вместе с Пшиком, – но блевать явно не собирался, так что Пшик подергал пальцами, а потом уперся ногами в широкую грудь Верна и рывком высвободил руку.
Следом потянулась, наверное, с пинту гелеобразной субстанции. Верн перхнул и выдал:
– Твою ж мать, вот это наглость!
А потом от души вытошнил, что у него там было внутри, многоцветной многоструктурной блевотиной, плеснувшей на деревянный пол, словно поток трюмной воды.
– А-а, – протянул Верн. – Так вот, что ты вытворял.
Спасение жизни дракона уже не беспокоило Пшика так сильно, потому как для него наступила следующая фаза сего вечера, а именно – паника. Гелеобразное вещество, что предшествовало рвоте, успело прожечь футболку, оставив лишь почерневшие лоскуты хлопковой ткани.
– Ой боженьки, – охнул Пшик.
Гель, тем временем, бодрым маршем прошелся по волоскам на руке и поджег их, словно тысячи крошечных бикфордовых шнуров, а потом просочился в поры, откуда повалили столь же крошечные ленточки дыма. Пшик взвизгнул от боли и захлопал по руке, как будто мог потушить драконье пламя.
– Фу, – поморщился Верн и добавил: – Мля.
Он перхнул и сплюнул еще один комок геля, который прожег в полу аккуратную дырку.
– Ладно, – заключил Верн, – тебе не понравится, малец, но лучше уж так, чем без руки.
А потом он спустил камуфляжные штаны, вытащил оттуда, как фокусник кролика, свой драконий причиндал и обоссал Пшику руку.
В основном руку.
Полчаса спустя дракон и мальчик расположились на деревянном настиле, наблюдая, как на речной глади то тут, то там всплывали зенки аллигаторов.
– Прямо «Прихлопни крота», каждую, мать ее, ночь одно и то же, – фыркнул Верн. – Будто я спустя сотню лет что-нибудь необычное сделаю.
– Вы пацана обоссали, – заметил Пшик, – а это, думаю, сойдет за необычное.
Рука осталась гладкой и немного покрасневшей – не хуже, чем когда он от скуки опробовал матушкину восковую полоску. Иногда, когда твоя матушка уходит в ночную смену, можно и поэкспериментировать.
Верн пожал плечами.
– По сути, я тебя пометил. И тебе вообще-то повезло, малец. У драконьей мочи масса свойств, включая какой-то там исцеляющий химический элемент. Есть версия, что могваи состоят из него почти полностью, отсюда и такая регенерация.
Пшик был не в настроении выслушивать урок естествознания. С его подростковой точки зрения, оказаться обоссанным куда хуже, чем сгореть. Вместе с тем, он мысленно занес драконью мочу в список штук, которые могут дать ему суперсилы:
«Дрэгон-бой. Неплохо».
– А если так подумать, – продолжал Верн, – это как алоэ вера помножить на миллион.
Вряд ли хоть какому-то икс-мену всралось бы использовать алоэ вера, так что Пшик опять впал в раздражительность.
– Алоэ вера? Ну дык вы это, напишите мне про него книжку, почитаю в старости, когда больше развлекаться уже никак.
Весьма неожиданный поворот в их взаимоотношениях, если спросить Верна.
– Так, – сказал дракон, – фильтруй речь, малец. Я все еще сверххищник вообще-то, усек?
Пшик потер руку.
– А вот и не буду. Вы меня так-то все равно убьете.
– С чего взял? – поинтересовался Верн, который, по правде говоря, размышлял об обратном, если, конечно, считать «не убивать» обратным к «убивать».
– Я должен жевать свежие чешуйки, так ведь? А вы удумали в болоте топиться. Так что, видать, моя жизнь у вас в приоритетах и не пробегала.
– Это да, – признал дракон, – зато когда ты мне врезал в дыхало изнутри, я решил-таки тебя не убивать. Даже если ты это только ради чешуи.
– Я о ней только что вспомнил, – пробормотал Пшик, сдернув с руки дюжину подсмоленных волосков.
Прозвучало так похоже на правду, что Верн заметно опешил. У заметно опешивших драконов, оказывается, трепетало третье веко, а морда сморщивалась так, что друг о друга стучали наросты.
– Брешешь, – буркнул он. – У людей так не бывает.
Пшик, что называется, натянул решимость на колки, воззрился на Верна и с нехилым осуждением выдал:
