– Верн сошел с пути отшельника только лет пятьдесят как. Малость чересчур полюбил свои блага. Кабельное и в том духе. Придется поддерживать поставки так, чтобы без сучка. Слушаешь и повинуешься.
– Понял, – отозвался Пшик. – Он говорит прыгать, я спрашиваю: «Как высоко, шеф?».
– Именно. Как в твоем графике с ночами?
– Хорошо. Мама до октября в ночную смену, так что с восьми вечера и до упора я сам себе хозяин.
– Выйдет, может, очень даже неплохо. До заката ты Верну все равно не понадобишься.
Пшик понимал, что спрашивать не стоит, однако был, в конце концов, человеком деловым.
– Как думаете, Верн хоть иногда сможет подкидывать мне бакс-другой?
Ваксмен запрокинул голову и расхохотался; его зубы заскрежетали, словно электробритва.
– Ну ты даешь, Моро, чтоб тебя! Говоришь, бакс-другой. Еще не понял, малец? Верн терпеть не может людей, ненавидит капитально. И не простой ненавистью, как можно ненавидеть курицу. Тут все серьезно. Если я вернусь, а ты еще дышишь, это для человечества уже победа. – Ваксмен фыркнул. – Бакс-другой. Черт, малец. Давай-ка принимайся копать и кончай с глупыми вопросами.
Пшик сделал, как было сказано.
К тому времени, как Ваксмен его остановил, Пшик ушел вниз футов на пять, плюс-минус, и более чем умаялся.
– Сойдет, малец, – скомандовал могвай. – Поменяемся местами? Если, конечно, сам не хочешь прилечь в земельку?
Пшик прикинул, что ни в какую земельку ему не хочется, и лихо выскочил из ямы, хотя та уже была глубиной ему по плечи. Наверху он с удивлением обнаружил, что Ваксмен уже в чем мать родила – за исключением куска пиццы, которым тот прикрывал срам.
– Есть будете? – поинтересовался Пшик, пытаясь приподнять себе настроение, довольно мрачное – благодаря рабству у дракона и необходимости похоронить Ваксмена заживо.
– Не, – ответил Ваксмен. – Впитаю в процессе. Разложи прям по мне. Пиццу номер два. В холодильнике еще парочка стейков. Их тоже подавай. И с полдюжины бутылок удобрения «Бейби Био». Вливай все.
Ваксмен спрыгнул в яму с таким предвкушением, как будто его там ждал Дисней Уорлд – не фуфлыжный Диснейленд в Европе, а намбер ван в Орландо. Плечи могвая оказались для ямы чутка широковаты, но он поерзал, втиснулся и радостно выдал:
– Давай, малец, наваливай сюда все это дерьмо.
Сцена выходила стремная, даже жуткая: пожилой мужик а-ля фейри, внизу, в земле, и к его труселям из пиццы крадутся жуки с улитками. У Пшика остался один вопрос.
– Ваксмен, вы же не сошли с ума, правда?
Могвай усмехнулся.
– Сошел с ума? Устал я, вот что. Почему спрашиваешь?
– Ну, сэр, – произнес Пшик, – если вы сумасшедший, то я тут вообще-то хороню вас заживо.
– Епт, малец, – фыркнул Ваксмен, – со всей той херней, которая с тобой за последний день стряслась, если кто здесь сумасшедший, так это ж ты.
– Ага, – согласился Пшик, – действительно.
– Ну, лады, малец Пшик. Давай-ка за дело. Как только драконово дерьмо засохнет, его и кувалдой не разобьешь.
– Так точно. Хороших вам снов, что ли.
Ваксмен закрыл глаза.
– Черт, малец. Я уже на полпути там.
Могвай блаженно улыбнулся, и сие выражение лица не изменилось, даже когда Пшик Моро забросил в могилу с четверть тонны драконьего дерьма.
Пшик же старался отвлечься, отмечая качества данного материала.
«Пахнет не так уж плохо. Типа пряный».
«А структура… я б сказал, как замороженный йогурт».
– Эй, – позвал вдруг Ваксмен, выкопав из-под навоза руку, – кое-что напоследок.
Пшик чуть в штаны не наделал и выронил лопату.
– А? Передумали?
Ваксмен помотал головой, отряхиваясь.
– Не, малец, тут я твердо решил. Просто отнеси мой костюм в чистку. Химчистку, имей в виду. Чтоб ни капли воды на мой бархат не попало.
– Ага. Только хим.
– Ну и, засим, перестану трепаться, – заключил Ваксмен. – Если не буду приказы раздавать, наверное, будет попроще закапывать.
«Наверное», – подумал Пшик, но проще так и не стало.
Верн не мог отделаться от ощущения, будто некое живое существо свернулось среди кишок кольцами и грызет ему нутро.
Имя тому существу – ужас. Проще некуда. Предельное чувство: страх, помноженный на ожидание.
«Поверить не могу, Хайфаэр, – думал он. – Ты доверился, мать его, человеку. Когда ты уже наконец поймешь?»
Той ночью Вакс подкупил его самогонкой и парочкой славных кабаньих стейков идеальной прожарки – черных снаружи, с кровью внутри.
«Сумку свою прихватил?» – спросил его тогда могвай.
«Не-а, – отозвался Верн. – Спешил по следу пацана».
«Так и думал, – сказал Ваксмен. – Ну и неважно. Есть лишний водонепроницаемый мешок. С годным ремнем, все дела».
«И зачем мне мешок?»
Ваксмен грохнул на стол свой жуткий саквояж.
«Избавиться от барахла. Я завязываю с убийствами, Верн. Все мы души, так? А посему похорони его прям глубоко да подальше от моего клочка. Не хочу, чтобы это дерьмо в мой сад протекло. Или, еще лучше, пусти все по ветру. По мишеням постреляй, только смотри не вдохни. От этой дряни нутро сгниет.
Верн подтянул к себе саквояж.
«Что, всё? Киллерские дни позади?»
Ваксмен поднял бокал.
– Только самооборона, братишка. Выпьешь за это?
И Верн, не чувствуя после пира из стейков и алкоголя никакой боли, охотно и пьяно признал теорию могвая, что все мы души, и в самом деле выпил, хоть и не соотносил сие мнение с собой.
К утру поверх привычного после попойки отвращения к самому себе добавился слой сожалений, и Верн с первыми лучами убрался на хрен подальше из дома Вакса, чувствуя, что вот-вот проблюется прямо под водой – исключительно из тревоги.
«О чем я, что б меня, думал?»
«Фамильяр-человек».
«Да еще и гребаный малец».
И:
«Не река, а жопа. Одна соляра да моча».
Что не то чтобы помогало, когда дракона и так тошнило.
А ведь когда-то река была слаще лимонада.
Этим утром она определенно была кислотной. Неудивительно, что шкура сереет – целыми днями болтаться в сточной воде с аллигаторами. Когда солнечные лучи падали под определенным углом, вся река покрывалась радужной пленкой. Вдобавок, Верн все-таки старел, тут уж не поспорить. Дракон проживает отмеренные тысячелетия, но тело начинает сдавать. Когда-то он мог летать взад-вперед весь день да пламя изрыгать из спортивного интереса; теперь Верн сомневался, что сможет провести в воздухе больше полудюжины часов без приступа тахикардии.
