Верн помолчал. Это был переломный момент, в его представлении. Тысяча лет – и ничего хорошего с людьми не вышло. Пусть Ваксмен от этого отбрехивается.
Могвай сложил пальцы домиком, и Верн почуял, что на подходе целый спич.
– Верн, в былом лорд Хайфаэр. Чем старше становлюсь, тем больше убеждаюсь, что мы всего-то души. Всего-то души в разных телах. Человеческих, драконьих, могвайских. Собственно, сосуды. Некоторые души мудацкие, другие – нет. Пусть, возможно, кажется, что количество мудаков-человеков стремится к бесконечности, но это только процентное соотношение. И я уверен, что конкретно этот мальчишка – хорошая душа. В грязные дела не лезет. Заботится о матушке. И будет хоть дерьмо лопатой грести отсюда и до обеда, если придется, а придется непременно. Еще ему нравятся годные истории, а ты обожаешь с шиком повествовать.
Верн кивнул, допуская, что и в самом деле любит травить байки, но кивок вышел эдаким рассеянным, будто бы он обмозговывал уже вторую за день ваксменовскую теорию о душах. Может, друг все же размяк больше, чем Верн подозревал. Может, на то указывали все признаки, а Верн-то ни черта не просек.
– А вернись-ка к предыдущему пункту, – попросил дракон, чтобы дать себе маленький перекур. – Тебе серьезно нужна вся эта херня, чтобы вылезти из ямы с улыбкой на роже?
– Если я тебе нужен задорным как черт – разумеется.
– Дичь, – отозвался Верн. – Я и сам, знаешь ли, не желторотик. Трубы забиваются.
– Ешь клетчатку, – посоветовал Ваксмен. – Помню, что ты нынче по белку, но эта штука взбодрит.
– Может, к другой херне вернемся? Которую ты мне тут капитально втюхиваешь.
Ваксмен вошел обратно в свою колею.
– Так вот, в перспективе, чем мы тут занимаемся, так это убираем из цепи звено. Делаем цепь крепче.
– Если это звено – не лживый кусок человеческого отребья, которое бежит в газеты с россказнями про драконов, – возразил Верн.
– Значит, примем меры, чтобы этого не произошло, – продолжил Ваксмен.
– Какие меры?
– Расскажем горькую правду.
– Это какую именно горькую правду, Вакс?
Черные глаза могвая заблестели, словно отполированные водой камни.
– Горькую правду, что он уже умирает.
Пшик давно пришел в себя, но глаза не открыл, что было скорее привычкой, чем хитрым планом, и подслушал пару фрагментов спора между Верном и Ваксменом о его судьбе. Сперва он подумал, что где-то включен телик, идет сериал про гангстеров с элементами сверхъестественного. Однако, довольно скоро лимбическая система нашептала двигательной, что лучше бы убраться отсюда к чертовой матери, потому как тут дракон устраивает разборки с каким-то еще бессмертным о том, убивать Пшика или пусть во веки веков дерьмо разгребает, что было, как он предполагал, некой метафорой.
– Посмотри на пацана, – говорил дракон. – Кожа да кости, ну. И, по твоим словам, вот этот кадр способен такой объем дерьма вывезти?
– Вполне, – не отступил Ваксмен. – Видел, как он двигал стопку ящиков, которая была выше него.
Пшик подумал, что лучше бы подать голос.
– Я могу работать! – выпалил он. – Грести дерьмо прям взаправду, что бы это не значило. Доставки, сбор. Черт, да я могу хоть массаж ног вам делать, если надо, мистер Верн, сэр.
Распахнув глаза, мальчишка увидел два совершенно разных выражения лица. Ваксмен усмехался, словно побеждал в каком-то соревновании, а Верн хмурился, как будто его раздражала еда в тарелке перед ним.
– «Мистер Верн, сэр», – повторил Ваксмен. – Куда больше любезности, чем ты привык, Хайфаэр.
– Уж точно, – отозвался дракон. – Но любезность меня не интересует. Люди всегда поначалу любезничают. А потом яйца втянуть не успеешь, как повсюду факелы с вилами.
Пшика малость смутил пассаж про втягивание яиц, но мальчишка решил отложить его на потом – хотя сдерживать вопрос, который так и рвался с языка, было мучением.
– Нет у меня никаких факелов и вил, сэр, – заверил он дракона. – Я – делец, вот кто я, с того самого дня, как родился. Есть работа и за нее платят – значит, работаю.
Ваксмен грустно улыбнулся. Пшику уже доводилось видеть такую улыбку – в клинике, когда ждал матушку со смены. Матушка называла ее УЖБ – улыбка «жди беды». Доктора ее натягивают перед тем, как свернуть в палату для неизлечимо больных.
– Тут не то чтобы платят, – произнес могвай.
– Черт, – опешил Пшик. – Я умираю?
– Все умирают, мальчик, – ответил Ваксмен. – Даже вот этот лорд Хайфаэр, но тебя эта участь определенно настигнет существенно раньше.
– Да бросьте, Ваксмен, – возразил Пшик. – Не надо дурака валять. Я хороший курьер, уже три года на вас работаю.
Что было правдой, и потому могвай неохотно уступил. А вообще-то надеялся потянуть резину.
– Ладно, сынок. Верн обдал тебя драконьим дыхом. Полной дозой. А для людей он смертелен, и тут я не шучу.
Пшик не мог поверить ушам.
– Вы убили меня за доставку водки? Поверить не могу. Бедная моя мама…
При упоминании Пшиковой матушки Ваксмен вмешался с одним «но».
– Но: последствия обратимы, если у тебя есть выход на противоядие.
– Ага, – грустно отозвался Пшик, – а оно, спорим, растет в козлиной жопе на вершине Эвереста, и топать за ним надо уже сейчас.
– Не совсем, – Ваксмен раскрыл ладонь, на которой обнаружился маленький, блестящий кругляш янтарного цвета. – Эта штучка – Вернова чешуйка. Он ими линяет повсюду. Примерно дважды в неделю и на протяжении нескольких месяцев тебе нужна будет свежесброшенная.
Пшик взял кругляш.
– И что? Положить на лоб или типа того?
– О, ни черта подобного, – ответил Ваксмен с самым серьезным видом. – Это, что называется, пессарий, а значит его нужно сунуть туда, где солнышка не видать, да поглубже.
– Брось, Вакс, – подал голос Верн, – не надо с ним играть.
– Их жуют, – объяснил Ваксмен. – Как табак. Пока не станут бесцветными. Вот и все дела.
– А если я не буду жевать?
– На первых порах – судороги, – сказал могвай.
– А потом жжение в потрохах, – продолжил Верн.
– И тошнота, – добавил Ваксмен. – Но тебе будет не до нее, слишком уж тебя займет жжение.
– А потом выблюешь легкие.
– Последний парниша их высрал, – не согласился Ваксмен.
– Нет, высрал он дерьмопровод. Кишки, то бишь. Легкие повыше будут.
– Ну, спец тут ты, – уступил могвай. – В любом случае, все полезет наружу.
– А потом лопнет сердце.
Пшик сунул чешуйку в рот и принялся сосать, как ребенок пустышку. Горчило, но можно и потерпеть, учитывая альтернативу.
