Ворчала, а сама собирала вещи и готовилась провожать в очередной полет.
Небо старалось, как могло. Показывало бескрайние просторы, далекие кромки горизонта, густые, словно кисель, облака, заколдовывало, дарило свободу и крылья.
Но он всегда возвращался.
Сначала к девчонке из соседнего подъезда.
Затем к своей девушке.
После – к невесте.
И, наконец, к жене.
Он всегда приходил с улыбкой. И уходил с улыбкой.
Юлька переживала, вечерами, бывало, плакала. Сколько неудачных вылетов было, спасали парашюты, быстрая реакция, опыт да крестик, что повесила однажды сама – как оберег.
А он лишь смеялся:
– Бог только помахал мне рукой. Он не грозит. Я ведь из его любимейших детей.
Он и тогда смеялся, когда ушел к своему небу и больше не вернулся. Был май, цвели сады, земля дышала свежестью и, наверное, сверху выглядела особенно прекрасной. Он выбрал правильный день, чтобы не вернуться.
– Мама, смотри, как летит! – кричал в восторге Петька, запустив в небо бумажный самолетик.
Он действительно долго планировал, а затем повис на ветке рябины.
– Ничего, – успокоил Петька, деловито посмотрев на застрявшую игрушку, – у нас в школе открывается новый кружок – «Техническое моделирование». Ребята хотят научиться делать корабли и пускать их на воду, а я буду создавать самолеты. Мам, я, когда вырасту, стану знаменитым конструктором и назову истребитель в честь папы. И мой самолет не упадет никогда.
Юлька смотрела на веснушчатое лицо сына, зная, что ее спор с небом еще не окончен, только на этот раз она собиралась выиграть.
Лотос и хризантема, многое случалось с нами
Бэль очень скучала по детям, ей не хватало их улыбок, прикосновений и шума, она часто заводила на эту тему разговор Олегом, но каждый раз ответ был неизменным и твердым:
– Еще слишком рано, ты не справишься. Потерпи недельку.
И Бэль уступала, потому что в глубине души знала, что муж прав. Несмотря на то что ужины теперь были полностью в ее ведении, а прогулки потихоньку удлинялись, очень быстро наступала усталость, отчего приходилось проводить в постели по нескольку часов в день. Бэль не справилась бы с детьми одна, но тосковала страшно, поэтому подолгу общалась с ними по скайпу.
Но вот из длительной командировки вернулась Светка. Она пропала на два месяца, потому что банк, в котором подруга вела жутко сложный и ответственный проект по слиянию двух структур, отправил ее во Францию.
Светка возникла на пороге дома в образе настоящей парижанки, с прической а-ля Мирей Матье, с завязанным на шее шелковым шарфом и с красной помадой на губах, объявляя о том, что праздник жизни начинается.
Противостоять ее напору было невозможно, поэтому Бэль накинула легкий плащ, взяла сумку и отправилась на праздник, совсем забыв о пузырьке с таблетками, что стоял на полке в ванной комнате.
И было кафе, сквозь огромные окна которого Бэль смотрела на старые желтые клены. Она неторопливо пила капучино, получая огромное удовольствие от общения с подругой. Можно было смеяться и рассказывать всякие глупости, немного погрустить по ушедшей юности, послушать про недавно виденный фильм, взять его себе на заметку, да еще постараться не забыть найти в сети фотографию актера, который свел подругу с ума.
– Что, прямо вот так хорош?
Светка выразительно закатила глаза:
– Ты себе даже не представляешь, я как увидела…
– Боже, уму непостижимо. Сидят такие две дамы бальзаковского возраста и обсуждают мужика.
– Вот поверь мне, я еще на тебя посмотрю после того, как ты его увидишь. Разрыв сердца на месте гарантирую!
И обе весело расхохотались.
– Кстати, я тут на свадьбе была, сейчас покажу платье… – Подруга полезла искать в телефоне фотографию…
И был поход по магазинам, в результате которого появились туфли-мечта-всей-жизни и потрясающая помада глубокого винного оттенка.
– Да, – философски заметила Светка, когда они вышли на улицу. – За «Герлен» можно отдать душу.
И был визит в лавку подарков, откуда Бэль вышла с авторской вазой в руках.
Город приветствовал своих богинь ярким солнцем, шумом автомобилей, пахнущим кострами ветром и гостеприимно стелил к их ногам резные кленовые листья.
А потом Бэль стало плохо. В машине. По дороге домой. Перед глазами все закружилось, завертелось, и единственное, что она могла сказать:
– Позвони Олегу.
Он примчался сразу же. Бэль была уже дома, заботливо уложенная взволнованной Светкой в кровать.
Муж быстро вымыл руки, принес тонометр, померил давление, сделал крепкий сладкий чай с корнем женьшеня, позвонил врачу – проконсультировался.
Подруга не хотела уходить, но он твердо сказал, что справится сам.
Бэль лежала, отвернувшись лицом к стене. Она не хотела ни читать, ни смотреть телевизор, слышала, как с кем-то по телефону разговаривает муж. Через некоторое время он принес ей отварную курицу и бульон. Олег просидел рядом весь вечер, держа ее бессильную холодную ладонь в своей, большой и теплой.
– Что же ты, родная, так меня напугала?
Бэль слабо улыбнулась в ответ:
– Зато знаешь, какая шикарная помада есть теперь в моей косметичке?
* * *
– На твоей груди орден Лотоса.
– Это знак честности.
– Я знаю.
– На твоей груди знак Хризантемы.
– Это знак храбрости.
– Я знаю.
– Сколько полных Кругов мы не виделись с тобой, друг?
– А сколько еще не увидимся, друг.
– Меня ждет моя битва.
– А меня – моя.
– Ты все так же верен своим убеждениям, как в юности?
– А ты?
– Сложно сказать, друг. С возрастом по-другому смотришь на этот мир. Пожалуй, начинаешь лучше его понимать. Или хуже.
– Приспосабливаешься?
– Наверное. Не приспособишься – не выживешь. Но все же очень хочу верить, что за прошедшие Круги зрелости не изменил ни себе, ни своим ценностям.
– Я тоже хочу в это верить. Верить, что и я не изменил, хотя жизнь старалась.
– А помнишь, как мы тайком выводили лошадей из господской конюшни по ночам? Глупцы! Кони могли переломать ноги, спускаясь по неровной дороге к реке, куда мы их гнали. Хотя я и сейчас считаю наши детские шалости счастьем.