– Я всегда осторожна, Элинор, – мягко ответила Мэлди.
– О нет, уверена, ты так говоришь, только чтобы успокоить меня. Будь очень осторожна. У меня какое-то нехорошее предчувствие. Этот год и так принес мне слишком много горя, забрав моего любимого Роберта. Прошу тебя, береги себя, я… я просто не вынесу, если потеряю еще и тебя. Ты мне дорога, словно родное дитя.
Мэлди глубоко тронули эти слова, и она крепко обняла Элинор. Девушка любила эту сухонькую старушку и была рада узнать, что и та тоже искренне тревожилась за нее. Немного печально сознавать, что за столь короткое знакомство между ними установилась прочная связь, которой у Мэлди так и не возникло с родной матерью. А причина в добром сердце Элинор. Она умела заботиться о людях, даже о молодой женщине, появившейся на пороге ее дома в изодранной и грязной одежде, падающей с ног от усталости и без единой монетки в карманах.
А вот Маргарет Киркэлди не заботилась ни о ком, даже о собственной дочери. Мэлди долго шла к осознанию этой горькой истины, принять ее было слишком тяжело, хотя в конце концов ей пришлось сделать это. Если у матери и оставались какие-то чувства, то все они без остатка были отданы мелькавшим в ее жизни мужчинам, которые так подло поступали с ней. Однако теперь Мэлди начала сомневаться: а было ли вообще в жизни матери время, когда та проливала слезы из-за любви к бессердечному любовнику? Потому что единственное, чего всегда страстно жаждала Маргарет, единственное, что доставляло ей удовольствие и радость, – это внимание мужчин, их лесть и подарки.
Сколько Мэлди себя помнила, Маргарет всегда была раздражительна и озлоблена, в каждом ее поступке ощущался оттенок горечи, первые семена которой, несомненно, посеял Битон. Ее молодость быстро прошла, здоровье было подорвано, а красота поблекла, угодливых кавалеров все чаще заменяли грубые простые вилланы с похотливым зудом в паху да парой мелких монет в кармане. Вот тогда эта горечь и переросла в глубокую и беспощадную ненависть, полностью завладевшую сердцем Маргарет. Мэлди уже не раз спрашивала себя, чем на самом деле руководствовалась мать, посылая дочь убить Битона: желанием отомстить за поруганную честь или уязвленным тщеславием?
Девушка поспешно отрешилась от грустных мыслей и, поцеловав Элинор в щеку, прошла к своему нехитрому ложу. Ее мать, может, и совершила множество ошибок после того, как Битон бросил ее, но именно Уильям Битон толкнул ее на путь позора и лишений. Не обольсти он юную Маргарет, когда та находилась так далеко от своей семьи, и она вполне могла бы стать женой какого-нибудь лэрда, претерпев свою долю страданий в освященном церковью благочестивом союзе. Все ее дети были бы законнорожденными, и Маргарет никогда бы не пришлось торговать своим телом ради того, чтобы не умереть с голоду.
С одной стороны, Мэлди очень хотела во всем признаться Элинор. Видит бог, как же она нуждалась в друге, с которым могла бы поговорить, обсудить все, начиная с постоянно растущих сомнений в причинах, по которым мать толкала ее на путь кровавой мести, и заканчивая тревогами за юного Эрика. Мэлди хорошо понимала, что Элинор непременно выслушает ее с сочувствием, и поэтому искушение, с которым ей приходилось бороться, было особенно велико. Ведь Мэлди хотелось, чтобы Элинор осталась в стороне и могла честно заявить, что ничего не знала о намерениях гостьи, если хоть что-то пойдет не так, если люди Битона схватят мстительницу при попытке спасти Эрика или выполнить данную матери клятву.
Она устала, а измученное тело так немилосердно ныло, что Мэлди забылась глубоким сном, едва опустившись на топчан. Девушка понимала, что грядущий рассвет отметит рождение важного дня. Она никак не могла отделаться от ощущения, что завтрашний день станет для нее поворотным. Вот только Мэлди пока не была уверена, что это будет: схватка с Битоном, или вызволение Эрика, или, быть может, все вместе. Смежив веки, девушка молилась, чтобы ее способность проникать в суть вещей не оставила ее на этот раз и дала хоть какой-нибудь намек на то, что ее ждет: сладкий вкус победы или горечь поражения.
Глава 15
В просторном помещении большой кухни Дублинна было жарко, застоявшийся воздух пропитался запахами готовящихся блюд и давно немытых тел. Мэлди промокнула испарину со лба маленького сынишки Мэри и озабоченно нахмурилась. Она-то надеялась, что ребенку к утру станет намного лучше. Хотя болезнь малыша Томаса не была такой уж тяжелой, здесь его здоровье подвергалось реальной опасности, а выздоровление грозило затянуться, если оставить мальчика в столь жутких условиях. Мэлди и так про себя уже решила обязательно отослать Мэри с сыном в деревню ради их же безопасности, да и Элинор была более чем рада принять их в своем уютном маленьком жилище. А теперь у целительницы появилась возможность без лишних вопросов со стороны Мэри просить ту уехать на время из замка, сказав, не кривя душой, что переезд необходим для выздоровления мальчика.
– Он ведь не умрет, правда? – прошептала несчастная мать, заламывая в волнении руки и со слезами на глазах глядя на своего сына. – Он мой единственный ребенок. Господь уже прибрал троих моих малышей. И я молю Всевышнего не забирать у меня и это дитя.
– Нет, он не умрет, – заверила Мэлди. – Прости, если мой хмурый вид так встревожил тебя. Опасения вызывает не то, что он медленно выздоравливает, а те условия, в которых ему приходится это делать. Тебе бы следовало унести сына отсюда подальше, а то он задыхается от духоты, жары и ужасающей вони.
– Но куда же я могу его перенести? Ведь я и сама тут кручусь с утра до ночи.
– В деревне поблизости живет моя подруга, Элинор Битон, та, что недавно овдовела.
– Я знаю ее. Не слишком хорошо, но пару раз мне доводилось перекинуться с ней словечком.
– Она согласна приютить вас обоих, пока ребенок окончательно не поправится. У нее добротный и чистый домик с маленьким садом, где мальчик сможет гулять, если Господь благословит нас погожими деньками да теплым солнышком.
– О, это было бы просто чудесно и так милосердно с ее стороны, – ответила Мэри и легким ласкающим движением пригладила мягкие каштановые завитки на головке сына. – Ты уверена, что она и вправду согласна принять нас?
– Конечно, уверена, – заверила ее Мэлди. – Так что забирай отсюда своего парнишку так быстро, как только сможешь, и обещаю тебе, что уже очень скоро он будет радовать тебя здоровым и счастливым видом.
Мэлди довольно улыбнулась, увидев, что женщина тотчас же подхватила ребенка на руки и, пробормотав краткие слова благодарности, заторопилась прочь. Было ясно, что благополучие единственного ребенка для нее значило намного больше, чем все те обязанности, что она выполняла в замке. Отрадно было видеть столь сильную материнскую любовь, и Мэлди даже устыдилась, почувствовав легкий укол зависти. Но как только жар и зловоние кухни остались позади, девушка мысленно выбранила себя за столь неуместную детскую ревность, да и вообще теперь уже слишком поздно горевать о том, чего она по милости матери была лишена в детстве.
Заметив Джорджа у дверей главного зала, Мэлди тихо чертыхнулась и вжалась в узкую затененную нишу в стене под лестницей. Казалось, он нарочно выслеживает ее, внезапно выныривая из каждого темного угла с того самого момента, как она вошла в донжон. И теперь, спустя два утомительно долгих часа, потраченных только на то, чтобы ускользнуть от его назойливого внимания, Мэлди испытывала сильное желание хорошенько огреть его чем-нибудь.
