— Разводиться, — вздохнула я.
— Ты чего дома не живешь?
— Не знаю… Мне здесь больше нравится.
— Ты меня не любишь? — немного помолчав и
собравшись с духом, задал он вопрос. Я покачала головой, изо всех сил стараясь
не зареветь. — У тебя есть кто-то? — опять спросил он, и я ответила:
— Есть.
Димка поднялся и ушел, хлопнув дверью. Напоследок рявкнул:
— Яблоко от яблони!..
Прошел месяц, месяц мучительных дней и длинных-длинных
ночей. Я знала: Сашку я больше никогда не увижу. С отцовскими долларами и
чужими “Жигулями” Сашка где-то скалит зубы, черти в его глазах радостно
резвятся, а сердце стучит ровно, и плевать ему на то, что мое болит и умных
слов слушать не желает.
Я утешала себя тем, что все пройдет: через месяц будет чуть
легче, время все лечит, боль отступит. Вот год пройдет — и забуду… Забыть не
получалось. Мало того, что в Сашку я влюбилась по-настоящему, так еще жег стыд.
Это ж надо быть такой дурой… Помогла ограбить родного отца…
В конце лета мы с Юлькой пили чай на веранде нашей дачи и
вели разговоры по душам. Я неожиданно решилась и все ей рассказала. Юлька
слушала внимательно, под конец хмыкнула и заявила:
— Я б этому стервецу… — вздохнула, косясь на меня,
улыбнулась невесело и поцеловала меня в висок:
— Машка, он сюда не вернется. Слабо. Ведь не дурак же
он, в конце концов?
Я пожала плечами и тоже улыбнулась:
— Кто ж его знает…
— Ждешь, значит?
Вопрос, жду ли я Сашку, очень волновал и меня, поэтому
ответила я не сразу:
— Даст Бог, свидимся.
— И что? — загрустила Юлька, а я улыбнулась:
— Должок у меня…
Дни сменялись днями, выстраиваясь в месяцы, и тоска в самом
деле отступила, хотя обида осталась. В целом же моя жизнь изменилась к лучшему.
С Димкой мы развелись. Правда, ушло на это полгода и
потребовало столько нервных затрат, что ни на что другое просто сил не хватало.
Димка подал на раздел имущества, и нервов прибавилось. Папа махнул рукой и
сказал:
— Отдай ему все, что хочет. Может, он от этого станет
счастливее.
Счастливее Димка не стал. Только наша разводная эпопея
закончилась, как он появился у меня в квартире с букетом роз и улыбкой. Димкина
способность вести себя так, будто ничего не случилось, неизменно вызывала у
меня недоумение.
Воспользовавшись этим недоумением, он прошмыгнул в комнату,
вручил мне розы и сказал:
— Рад тебя видеть.
— Спасибо, — промямлила я, воткнула цветы в вазу и
устроилась в кресле, поглядывая на Димку с заметным сомнением. Парень он такой,
что глаз да глаз за ним нужен: зайдет попить чаю и задержится лет на пять. В
мои планы это не входило, потому гостеприимство я не демонстрировала и чай не
предлагала.
— Ты мне соврала, — заявил он. Я удивленно
вскинула брови: врать я вообще не люблю, потому что не умею, а врать бывшему
мужу мне и вовсе без надобности. Я вздохнула и спросила:
— Да?
— Да, — удовлетворенно кивнул он. — У тебя
никого нет. Я следил за тобой весь месяц.
— Лучше бы ты нашел себе работу, на которой платят
деньги. С завода так и не уволился? — спрашивала я без всякого интереса,
потому что ответ знала. Димка будет всю жизнь получать от случая к случаю
полторы сотни, ныть, жаловаться на начальство и ругать правительство. Такой уж
он человек, и тут ничего не поделаешь. — При чем здесь моя работа? —
обиделся он. — Я о тебе говорю. Ты сказала, что не хочешь со мной жить,
потому что у тебя кто-то есть. И соврала. Никого у тебя нет. Развелась ты со
мной из-за своего папаши. Он меня всю жизнь терпеть не мог. И тебя настраивал,
вот в конце концов и перетянул на свою сторону. — Не удержавшись, я
зевнула, а Димка разозлился:
— И не надо делать такое лицо, и ты, и я знаем, кто
такой твой отец. Добро бы просто вор, боюсь, он кое-кто похуже…
— Димка, — хмыкнула я. — Ты живешь в его
квартире…
— В своей…
— Да. Мы продали квартиру, и ты купил на свою половину
денег “малосемейку”, но квартиру нам покупал отец, на те самые ворованные
деньги. Поэтому заткнись или продай “малосемейку”, а деньги отнеси в детский
дом.
Такая перспектива повергла Димку в уныние.
— О чем мы говорим? — возмутился он.
— Как всегда, о моем отце, — пожала я плечами.
— Ты меня обманула, — напомнил он.
— Нет. — Я интенсивно покачала головой и решила
озадачить Димку:
— Просто человек, которого я люблю, в тюрьме.
— Что? — Он выпучил глаза так, что умудрился
напугать меня.
— Что слышал; Мой избранник сидит в тюрьме, выйдет
через два года. Так как я не являюсь его женой, свидания затруднены. Но я его
жду. Как только он вернется, мы сразу поженимся.
— Врешь, — недоверчиво буркнул Димка, а я еще раз
покачала головой:
— Нет. Честно. Ты сам всегда говорил: яблоко от яблони…
А он — точная копия моего отца. И они души друг в друге не чают. Так что бери
букет и иди отсюда.
Димка покраснел до состояния вареного рака и торопливо
направился к выходу, потом вернулся, выхватил букет из вазы и очень громко
хлопнул дверью. Конечно, это вовсе не значило, что он больше никогда не придет.
Скорее наоборот.
Зазвонил телефон, я подошла и сняла трубку с некоторой
дрожью в сердце. Тут уж ничего не поделаешь: каждый раз возникала нелепая
мысль: а вдруг Багров? Может быть, поэтому я продолжала жить в Южном, хотя
добираться до работы было довольно далеко. Звонила Юлька.
— Как настроение?
— Димка был, — пожаловалась я.
— Неужто замуж звал?
— Не успел. Он следил за мной месяц и очень
расстроился, не обнаружив соперника.
— Так осчастливь бывшего: вокруг полно мужиков, хватит
жить монашкой.
— Я еще немного поживу, если ты не возражаешь, —
хохотнула я, а Юлька ответила неожиданно серьезно:
— Машка, он сюда не вернется. Просто не рискнет. Он
ведь не знает, что ты ничего не рассказала отцу.
— С чего ты взяла, что я жду? — вздохнула я. Юлька
тоже вздохнула:
— Может, скажем отцу? Он его найдет.
