– Сегодня полнолуние, – ответил он. Фиона пепонимаюше уставилась на него, и он тихонько выругался; придется дать ей более подробное объяснение. – Мой отец и еще несколько мужчин красят тело синей краской всякий раз, когда бывает полнолуние, и танцуют в круге, выложенном камнями. Голые.
– А что говорит священник по поводу такого языческого обряда?
– Этот старый дурак танцует вместе с ними.
Фиона едва сдержалась, чтобы не расхохотаться, понимая, что это было бы невежливо. Бедняга Эван, похоже, стыдится поведения отца.
– Старый Айан уже там.
– Да. Но он не красит тело синей краской до тех пор, пока не наступает полнолуние.
– Понятно. – Голос Фионы дрогнул: сдержать смех оказалось не так-то просто. – А зачем они вообще это делают?
– Кто-то рассказал моему отцу, что в древности мужчины таким образом просили богов, чтобы они даровали им силу в бою и… – Он замолчал, явно не желая продолжать.
– И что?
– И мужскую силу.
Прижав руку к губам, Фиона уставилась на одеяло. Смех сотрясал все ее тело, и, чтобы сдержать его, ей пришлось прижать ко рту и другую руку. Нехорошо, конечно, и даже жестоко смеяться, но ничего поделать с собой она не могла. Перед глазами ее встала картина: группа голых стариков, размалеванных синей краской, самозабвенно танцует под полной луной, и, не в силах сдержаться, Фиона рухнула на кровать, корчась от смеха.
«По крайней мере она не испугалась и не пришла в ужас, – подумал Эван. – Может быть, сделать вид, что я оскорблен, хотя бы из уважения к отцу? Нет, не стоит, – решил Эван. – То, чем старик собрался сегодня заняться, просто нелепо». Он бы и сам с удовольствием над ним посмеялся, если бы не неприятная мысль о том, что отца обвиняют в колдовстве. Однако смех Фионы оказался заразительным, и спустя несколько секунд Эван хохотал вместе с ней.
Отсмеявшись, Фиона заметила, что придвинулась почти вплотную к Эвану. Их лица оказались совсем рядом. Он улыбался и в этот момент показался Фионе потрясающе красивым. Интересно, понимает ли он это сам? Наконец улыбка на его губах погасла, и Фиона замерла. Что он сейчас сделает? Привлечет ее к себе или оттолкнет? Хорошо бы он наконец определился, чего от нее хочет. Ей уже стало действовать на нервы его непонятное поведение: то он, пылая страстью, заключает ее в объятия, то отталкивает.
Осторожно ухватив Фиону одной рукой за подбородок, он другой вытер слезы смеха с ее пылающих щек и вперился взглядом в ее губы. Она облизнула губы, и Эван, ругая себя за слабость, положил руку на ее стройную шею и привлек к себе.
«Только один поцелуй», – сказал он себе. Наверняка у него хватит сил сорвать с ее губ один поцелуй, не потеряв при этом власти над собой. Но как только губы его коснулись ее губ, он уже в этом засомневался. Прикосновение ее теплых губ подействовало на него как удар хлыста. Желание взметнулось в его груди яростной волной. Фиона слегка приоткрыла губы, и Эван, поспешно прижав ее к себе, жадно приник к ним, подчиняясь молчаливому приглашению.
Фиона почувствовала, что тает от жара собственного желания. Она с готовностью ответила на поцелуй, не делая попытки скрыть страсть, которую Эван вызвал в ней. Наконец он оторвался от ее губ и, пока она пыталась перевести дух, что далось ей с трудом, принялся покрывать поцелуями ее шею, щеки, впадинку за ухом. Потом рука его коснулась ее груди, и Фиона, ахнув, затрепетала.
Он вновь принялся целовать ее, уложил рядом с собой на кровать, и оказалось, что они оба лежат на боку. Воспользовавшись этим, Фиона провела рукой по спине Эвана, наслаждаясь прикосновением гладкой теплой кожи, потом рука ее медленно скользнула под одеяло, погладила упругие ягодицы, и с губ Эвана сорвался тихий стон. А в следующую секунду он оттолкнул ее и лег на спину.
Потрясенная резкой переменой настроения, Фиона выпрямилась и взглянула на него. Выражения его лица она не видела, поскольку он закрыл рукой глаза. Однако дыхание у него было таким же прерывистым, как у нее, а щеки окрасились легким румянцем. Должно быть, он тоже испытывал острую страсть. А может быть, у него просто разболелась нога? Фиона обеспокоено взглянула на рану.
– Эван… – начала она, ругая себя за то, что совсем забыла о его ранах.
– Уходи!
Беспокойство, которое Фиона только что испытывала, мгновенно улетучилось, уступив место такой сильной боли, что она едва сдержалась, чтобы не закричать. Похоже, никакой страсти Эван не чувствовал, равно как и боли, лишь сожаление и, быть может, стыд. И раскраснелся он только потому, что испытывал отвращение. А вот к кому – к ней или к себе – не имеет никакого значения.
– Мне кажется, будет лучше, если с сегодняшнего дня за мной будет ухаживать Мэб, – заявил Эван.
– Как пожелаешь.
Взяв поднос, который она принесла, Фиона спокойно вышла из комнаты. На самом деле ей хотелось выскочить из нее, однако гордость не позволила этого сделать. Отойдя от двери всего несколько шагов, она столкнулась с Грегором, что ее вовсе не порадовало. Он, прищурившись, взглянул на нее, и Фиона поняла; по ее виду он догадался, что она пребывает в растрепанных чувствах. Что ж, значит, она не смогла их скрыть. Бонни, проходившая мимо, взяла из ее рук поднос, и Фиона благодарно улыбнулась девушке, после чего сцепила руки за спиной.
– Когда я выходил из комнаты Саймона, он спал, – сказал Грегор, по-прежнему пристально глядя на Фиону.
– Это хорошо, – ответила она. – Отдых сейчас для него лучшее лекарство.
Грегор кивнул.
– Что-то случилось? – спросил он. – Ты такая бледная и измученная.
– Просто немного устала, вот и все. Думаю, мне тоже стоит немного поспать. Прошу меня простить. – И, обойдя его, Фиона поспешила прочь.
Проводив ее хмурым взглядом, Грегор направился к двери спальни Эвана. Он не собирался к нему заходить, однако после встречи с Фионой передумал. Судя по лицу девушки, его брат только что нанес ей сокрушительный удар. Похоже, давно пора научить этого идиота уму-разуму.
Войдя в комнату и захлопнув за собой дверь, Грегор набросился на него:
– Что ты сделал с девушкой, кретин ты эдакий?
Он решительно направился к кровати, не отводя яростного взгляда от брата, который, признаться, выглядел таким же несчастным, как и Фиона.
Вздохнув, Эван потер руками лицо, после чего ответил:
– А с чего ты взял, что я с ней что-то сделал?
– У нее такой вид, будто ты вонзил один из ее многочисленных кинжалов прямо ей в сердце.
Это означало, что он оскорбил чувства Фионы, а поверить в это Эван никак не мог.
– Ты ошибаешься, – отрезал он.
Скрестив руки на широкой груди, Грегор возразил:
– Не думаю. Я только что столкнулся с ней у двери, и на лице ее не было улыбки. А Фиона всегда улыбается. И поговорить со мной она не захотела. Лицо ее было смертельно бледным, и она помчалась к себе в комнату, словно за ней гналась тысяча чертей. Итак, я спрашиваю тебя еще раз: что ты ей сказал или что ты с ней сделал?
