Не могу не согласиться с этой простой житейской мудростью, продолжая оглядываться вокруг. Следом за рядами с нелегальной едой мы проходим туда, где торгуют фруктами, и у меня разбегаются глаза, а рот наполняется слюной от разлитых в воздухе ароматов. Артур, как и всякий знакомый со здешними порядками, торгуется со знанием дела, сбивая цену к удовольствию продавцов — и я, как и раньше, удивляюсь этому парадоксу. На таких вот рынках я всегда платила по полной, сколько запрашивали — и удивлялась презрению и недовольству, которым меня в окатывали продавцы. Я-то думала, они будут рады таким своеобразным чаевым, но нет. Видимо, уважение, которое они демонстрируют, подсыпая нам в кульки лишние горсти ягод или докидывая фрукты в подарок, можно заслужить только вот так, в честной словесной перепалке, из которой надо выйти победителем и получить всё. Странные порядки, удивительный менталитет. Такой близкий и такой невероятно далекий.
— Послушайте. А можно я вас поснимаю? — не выдерживаю я, глядя на двух юрких дамочек, торгующих черешней и так бойко болтающих с Артуром и между собой с кучей каких-то специфических словечек, что я иногда понимаю не все из того, что они говорят.
Ловлю на себе быстрый взгляд Артура — он готов вмешаться, если ситуация накалится. Но болтливые продавщицы только смеются и разрешают мне сделать несколько снимков, предварительно уточнив: «Не глазливая, нет?»
— Нет, у меня легкая рука и везучий глаз, — уверяю я, постепенно начиная ощущать себя в своей стихии. Когда даже в незнакомом месте я занимаю позицию наблюдателя по ту сторону камеры, то сразу чувствую себя спокойно и уверенно. Я уже не участник происходящего, я вне игры, мало того — могу управлять ею.
Вот и сейчас к нам подходят из соседних рядов, спрашивая, из какой мы программы, в то время как я прошу своих продавщиц-хохотушек позировать смелее, расспрашивая их о торговле, о том, кто им самый большой конкурент и что бы им хотелось сделать с перекупщиками из супермаркетов, которые тоже продают фрукты — конечно же, не такие ароматные и сочные, как у них. Так, одна фикция, а не фрукты.
Очаровательные дамочки смачно ругаются на посредников, которые хотят скупить у них урожай за бесценок и продать его в десть раз дороже, а «эти маркеты» предлагают спалить.
— Очень хорошая идея, — говорю, продолжая беспрестанно щёлкать не только их, но и любопытных — подошедших зевак, детвору, норовящую впрыгнуть в кадр и корчащую смешные рожицы. — Поддерживаю. Вы не против, если я эти фото в интернете размещу? Вам реклама будет, народ со всей страны к вам поедет. А некоторые даже из-за границы! У меня есть такие друзья. Веганы. Они только и мечтают найти какое-то эко-место с чистой едой, уйти от фабричных продуктов, есть только все выращенное на чистой земле. Может, еще и поселятся здесь, у вас. Не будете возражать?
Толпа, собравшаяся вокруг нас, хохочет в голос, многие уточняют — а веганы хорошую наливку и добрую гулянку уважают?
— Ну, это дело наживное. Если вы их в оборот возьмёте, они, может, и пить, и мясо есть начнут. Оно же у вас тоже натуральное, без химии?
— Без химии! Вот чтоб мне пусто было — без химии! — доказывает нам еще одна хозяйка, в то время, как остальные одобрительно кивают.
— Ещё и женим их! — звонко смеётся ее подруга. — Они того и в веганы пошли, потому что у них жинки доброй не было! А у нас тут знаешь, сколько девчат? Ух, какие у нас тут девчата!
Эта идея встречает бурное одобрение, стоящие рядом мужчины тоже призывают «пригнать сюда веганов, шоб дурью не маялись», и я смеюсь вместе с ними, обещая рассказать друзьям, которые «нормального житья не нюхали», о том, какой чудесный здесь край, и что «нечего искать счастья за тридевять земель, когда в своей стороне его вон сколько, бери не обляпайся».
Когда мы с Артуром возвращаемся в машину, у нас с собой не только несколько пакетов фруктов и домашних пирожков — с вишнями, «утречком испечённых», с абрикосами, «такими солодкими, что в роте все слипнется» — но и пара бутылочек наливки, которую мне вручили бесплатно, только чтоб порекламировала хорошо, а ещё баклажка домашнего кваса, который «сушняк утоляет лучше, чем родниковая водица». Довольная улыбка не сходит с моих губ, и я понимаю, что наснимала сегодня столько, что материала наберется на целую выставку, после которой сюда точно ринутся повернутые на органике хипстеры. А пока — заброшу пару фото в инсту, пусть друзья полюбуются. Ведь на самом деле — путь сюда гораздо короче, чем на какую-нибудь заграничную эко-ферму, или веганский кемпинг, берущий бешеные суммы за проживание на эксклюзивной чистой территории.
— Нет, это действительно должен увидеть каждый! Артур, тут так много всего… что невозможно оценить, пока сам не увидишь. А когда увидишь, считай все, пропал. Какая-то магия места. И людей.
Стоя у края небольшого обрыва, я фотографирую заходящее солнце, когда мы делаем еще одну остановку, возвращаясь в город. День подошёл к концу как-то на удивление быстро — время в дороге туда и обратно пролетело незаметно. Даже фото закатов, которые я не очень жалую — сколько раз они были использованы для ванильных съёмок — здесь получаются живыми, сочными. Разноцветная степь раскидывается перед солнцем, словно соблазняя его, умоляя не уходить, а оно жарко целует ее из последни сил, сгорая у кромки горизонта, чтобы завтра вернуться снова — молодым и здоровым, рождённым заново.
Разворачиваюсь к Артуру и делаю последний снимок с ним на сегодня, — на фоне угасающего заката. И отмечаю, как легко он чувствует себя перед камерой, не напрягаясь, не каменея, успев привыкнуть за день к тому, что на него направлен объектив. Он слово смотрит сквозь сложную оптику прямо мне в глаза. Значит, скоро можно провести с ним первую съемку из тех, которые я запланировала. Он готов.
С таким уровнем доверия между нами, уверена — фото выйдут необыкновенные. Смелые, вызывающие, полные открытого любования — и если это и будет китч, то совсем немножко. Этой сессии не пойдёт отстранённый взгляд — наоборот, я хочу, чтобы мои чувства были видны издалека, бросались в глаза. Все равно их не получится замазать или прикрыть профессиональной этикой. Бесстрастность здесь будет выглядеть как ханжество, как будто сама от себя я пытаюсь скрыть что-то очень важное.
Я хочу прямо противоположного эффекта. Чтобы фото вовлекали и заставляли волноваться, чтобы они жгли и будоражили, как сама страсть, которая не измеряется оценками «хорошо» или «плохо». И если уж речь идёт о ней, о страсти, то она достойна восхищения ничуть не меньше, чем любые другие, считающие я более благородными чувства — любовь, дружба, уважение или мудрость.
Все это будет. Очень скоро. А на сегодня всё — я опускаю камеру, чувствуя, что не хочу оставлять между нами даже её. От избытка впечатлений за день — от глухой досады, что все идёт не так, до чистого восторга и понимания, что лучше и быть не может, по телу проходит дрожь волнения.
— Ну что, не жалеешь, что мы съездили? — ошибочно думая, что я вздрагиваю от прохлады, которой начинает тянуть от земли, Артур подходит ближе и прижимает меня к себе.
— Нет, — стараюсь глубоко вдохнуть, полной грудью. Летний воздух на закате такой сладкий, как будто в нем разлит нектар. — Все очень здорово. Получилась настоящая перезагрузка. От привычной жизни надо иногда убегать, да, Артур?
