— Ну, как бы да… Я, вообще-то, в больнице.
— Ладно, ты тупишь, ты на таблетосах, все ясно! Хорошо… Тогда вот что мне скажи — он хоть у себя? Не у тебя дома?
— А… что? — я понимаю, что Денису врать не имеет смысла, но никак не пойму его интереса к тому, где находится Артур.
— Ты когда с ним последний раз разговаривала?
— Ну… где-то около часа.
— Около часа назад? — облегченно выдыхает он и тут же снова напрягается, как только я уточняю:
— Нет, около часа днем. Сегодня, в полпервого… где-то так.
— Так он у тебя?
— Ну… только никому не говори. Я отправила его поспать. Ко мне тут его мать приходила, так я ей не сказала…
— Да насрать! Насрать на то, кто к тебе приходил кто что сказал! Артур точно у тебя? — теперь голос Дениса звенит такой тревогой, что даже действие снотворного меня моментально отпускает.
— Да. Если уже не выехал.
— Да никуда он не выехал… Бля-я… Эмель! Эмель!! Ты была права, звони, звони давай, сто три и сто один! Быстро! Быстро со своей мобилы, говорю, звони! Твою мать… Твою мать, что ж вы творите все!
— Денис, — еще ничего не понимая, тем не менее я чувствую, что произошла какая-то новая катастрофа. — Что случилось?
— В инсту зайди, к малой на аккаунт. Хотя, не только к ней, скоро там весь город будет. И… я б на твоём месте бегом валил домой. Прям бегом. Я сам уже выхожу, прямо сейчас.
— Заедь за мной! — быстро хватаюсь за эту возможность я, заодно надеясь выспросить его обо всем по дороге.
— Некогда, Полинка! Вообще некогда! Вызывай такси и бегом домой сама! Ну что, позвонила? — тут же обращается он к Эмель, и… бросает трубку.
Офигеть. Просто офигеть. Если буквально пару часов назад я обещала себе, что не сойду с ума, сейчас поверить в это становится все сложнее.
Снова звоню Артуру, почему-то предчувствуя, что ответа, как и раньше, не получу. Чудес не бывает, ситуация как будто перешла за определённую черту, где всё свалилось в хаос, где Дэн звонит мне по шесть раз на дню, обрывая линию. Где Артур куда-то пропал, хотя должен быть дома, где…
Так, надо же зайти к Эмельке в инстаграм, попытаться понять, что опять стряслось в этом чертовом городке, и к чему мы все в который раз оказались причастны.
И, как всегда, в лучших традициях, интернет в палате не грузит мне картинку, сеть вылетает, издевательски подмигивая красным значком. Резко спрыгиваю с кровати и, даже не набросив халат, выбегаю из палаты, пока мои соседки что-то оживлённо обсуждают: кто-то подшучивает над кем-то, кто-то спрашивает, куда это я направляюсь, сейчас же ужин, кто-то пытается всех утихомирить — кажется, Люда, как всегда, на страже порядка и морального спокойствия.
От волнения я вижу все как в тумане и, хлопнув дверью, бегу по длинному больничному коридору, пытаясь поймать сигнал.
— Эй, из двадцать третьей, ты куда? — несётся мне вслед голос медсестры, на который я машинально оглядываюсь. — Ужин не закончился, рано ещё к посещениям! И прикройся, чего в ночной сорочке по больнице скачешь!
Назвать непонятной формы балахон на верёвочках сорочкой — это надо ещё постараться, и я, на секунду пытаюсь прикинуть — а что, если я сбегу прямо сейчас? В таком виде меня сразу остановят, или удастся добраться до крыльца и прыгнуть в такси? В том, что Артур вряд ли приедет за мной в назначенное время я странным образом даже не сомневаюсь.
Там что-то случилось, снова что-то случилось, это какой-то заколдованный круг, в котором постоянно что-то случается, и каждый раз что-то очень плохое. Ни разу, с самого первого дня здесь, ни один намёк на легкую проблему не оставался всего лишь намеком. Наоборот — то, что казалось не стоящим внимания, или невозможным, обязательно происходило — и происходило самым худшим образом. И с Виолой, и с тем, как я сцепилась с Кристиной, и то, как закончилась моя дружба с Наташкой, и то, как родные Артура узнали о нашей связи. Из всех возможных не самых лучших вариантов случался самый конфликтный, самый скандально-непоправимый.
Что ещё может быть? Чем пополнится эта вереница безумных события? На всякий случай снова набираю Артура и еле сдерживаю слёзы. Теперь это не просто короткие гудки, а абонент, который оказался вне зоны. Внутри так прочно поселяется ощущение ожившего кошмара, что вырваться из него, проснуться нет никаких сил.
Мамочки, что же там случилось? Пусть только с ним все будет хорошо. Мамочки…
Телефон ловит интернет-сигнал только в конце коридора и только после перезагрузки, и пока я нахожу и открываю аккаунт Эмель, все самые жуткие иррациональные картины проносятся у меня перед глазами — Тамара Гордеевна всё-таки нашла сына и силой утащила его домой, или взяла и умерла с горя, а он теперь меня ненавидит, и горько рыдает над не успевшим остыть телом матери. Пусть даже так, пусть передумает и бросит меня в последний момент — только бы с ним самим все было в порядке.
Наконец, мне открываются сториз Эмельки и, хаотически листая их, я пытаюсь понять, что происходит, о чем так яростно кричал мне трубку Денис. Пока ничего подозрительного — она показывает какую-то утреннюю рутину типа цветочков у постели, и только сейчас я понимаю, что это ее первая ночевка с нового места жительства. При всем желании не могу порадоваться за ребят как следует. Это всё прекрасно, но не главное сейчас, совсем не главное. Дальше в сториз — какая-то суета в кофейне, Эмелька показывает выбитое стекло и призывает всех жить дружно, затем — испуганное видео, озаглавленное «Ждём хозяина, держите за нас кулачки»…. Так, понятно, будут решать с собственником, как и кого наказывать за недавний дебош горожан, разгневанных после флешмоба. И вдруг — резко выбивающаяся из общей канвы рваная съёмка, чувствуется что снимают на бегу, без текста, дублирующего смысл — кажется, ей его некогда делать, так она спешит. Мне приходится переслушать несколько раз, чтобы понять:
«Бегу на зону возле озера, ребята, не теряйте! Если все правда, что там… что я узнала… надо будет помощь!»
И следующе видео, от которого у меня тут же лезут глаза на лоб — очень знакомые, буквально ставшие родными картины моей промзоны, сквозь которую я столько раз пробиралась домой — только сейчас везде горит-дымится сухая трава и кусты-колючки, которыми так щедро усеяно поле.
Боже мой! Только не это! Пожар в поле, сплошь покрытым сухоцветом! В средине лета, в такую жару — это же настоящая дикая стихия! Еще в детстве нас всегда гоняли старшие, когда мы жгли костры на пустырях — жестко, зло, со словами о том, что один такой беззаботный идиот пол-города спалить может.
«Дай огню разгуляться, еще и ветер поддует — шашлыком станешь, дурака кусок!»
Сквозь дым, заполонивший экран и обеспокоенный Эмелькин голос, призывающий всех бежать на пустырь и помочь, кто, чем может, пытаюсь рассмотреть силуэты моей кирпичной башни-котельной — вот она проглядывает вдалеке, как каменный исполин, которому все нипочем — и кажется, ей действительно нипочем. Оставшиеся в памяти обрывки уроков гражданской безопасности хоть немного, но успокаивают меня: кирпич — материал огнеупорный, это не дерево, и, уж тем более, не пластик, который вспыхивает как спичка. Да и пожар… ну не у самого же дома. И Артур, наверное, не отвечает, потому что помогает тушить огонь, пока он не перекинулся на весь пустырь — сухая трава прогорает быстро, оставляя за особой чёрные зияющие проплешины. Главное, чтобы пожар не повернул в сторону города и жилых кварталов, не перекинулся на кусты, парки и скверы.
