— Садись, давай, — продолжает бурчать Валерий Иванович и на секунду меня посещает желание самой налить ему чего-нибудь, чтоб не мучился. — Так. Слушай меня сюда. В отделении тебе лежать ещё двое суток. Двое суток, чтоб последствий не было, ясно?
— Ясно, — соглашаюсь я, видимо, с поспешной готовностью, не вдумываясь, что же там могут быть за «последствия», и острый глаз доктора это сразу замечает.
— Но ты ж не собираешься, да, егоза?
— Собираюсь! — снова с излишним энтузиазмом возражаю я, на что Валерий Иванович только устало вздыхает.
— Благоверному своему баки забивать будешь, когда следующий раз вляпаешься. Вот ему и скажешь: «Я ничего не делала, оно как-то само!». А мне — не надо. Я тебе врач, а не пацан с района.
Хорошо. Раз сам не хочет ломать комедию, тогда и я не буду. Не зная, что сказать Валерию Ивановичу, только молча смотрю на него, надувавшись для важности, как будто он сам виноват в том, что меня рассекретил.
— Значит так…
— Если вы переживаете по финансовому вопросу, я сразу могу с вами рассчитаться. Дайте мне реквизиты, я оформлю как спонсорскую помощь.
— Что? Какие ещё финансы? Уже всё схвачено-за всё заплачено, ты что, егоза? Хотя… Что я как не родной. Если бабки лишние есть, чего б и нет? Вот выпишу тебе счетик, честь по чести, нам как раз на окна в отделении не хватает… тысяч сто пятьдесят. Что, глазами хлопаешь, спонсор? Сразу передумала? Ох и любишь ты выделываться вместо того, чтоб просто послушать…
Теперь и я сижу с таким же хмурым лицом, какое было у Валерия Ивановича минуту назад — а он, наоборот, ожил, довольный тем, как меня пристыдил. Но спорить с ним я не хочу сейчас. Тем более он прав — часто я сама лезу на рожон, так что хоть сейчас, когда у нас и без того куча проблем, стоит быть поспокойнее.
— Так… На чем ты меня перебила? Ага, вот. Смотри. Я тебе списочек препаратов даю — этот… и этот мы тебе и так колем — сейчас после осмотра на процедуры пойдёшь…
— На процедуры? Какие ещё? Вы же меня уже перевязали, все в порядке… — не выдерживаю я и минуты молчания.
— На уколы в твою любопытную сраку! — не выдерживает доктор, и я понимаю, что зря я опять начала диалог. Надо молчать и слушать. Как бы тяжело ни было.
— А вот это… — продолжает Валерий Иванович после недолгой паузы, приправленной его тягостным вздохом, — это надо будет купить, пропить и проколоть ещё две недели. Будет у тебя возможность медсестру найти себе, как утечешь от нас, а, егоза?
Боясь открывать рот, чтобы снова не ляпнуть что-то лишнее, просто киваю.
— Вот и добренько. Завтра прям с утра — на анализы! Поняла? Я тебе в выписную карту все напишу, что сдать надо и с чем от нас выходишь. Только не вздумай на самотёк все пустить, слышишь меня? А то знаю я вас, крученых… Только за порог вышли — и все, трын-трава! А потом с хроническим к нам возвращаетесь, тогда уже не на пару дней, на пару месяцев! Так-то, егоза!
Снова послушно киваю, даже не задумываясь о том, что выписную карту могу и не получить, так как вечером собираюсь смыться явно без прощаний с Валерием Ивановичем. Ну, ничего. Приеду к себе, сдам анализы и буду наблюдаться в своей клинике. Почему-то мне кажется, что доктор больше рассердится на меня не за самовольный побег, а за пренебрежение его рекомендациям. Вот и не буду пренебрегать.
Все будет хорошо, Полина, волноваться нечего.
— Что, поняла меня? — по всем у видно, что строгость Валерия Ивановича больше напускная, но мне ничего не стоит подыграть ему и я снова киваю, всем видом демонстрируя примерность и послушание.
— Так-то! — он довольно подкашливает в кулак. — Ну что, егоза, давай сама в процедурную, а то ходит за тобой Таисия Петровна, как за барыней. Что, дойдёшь сама?
— Да, конечно, дойду. Вы только объясните! — почему-то сравнение с барыней мне совсем не нравится. И, вообще, я местная, такая же, как они.
— Хорошо, хорошо, только не ерепенься… Гляди, вот сейчас выходишь и через приёмную, до самого конца коридора во-от с этой бумаженцией… Минутку! — прерывается он на тихий вкрадчивый стук в дверь. — Там отдаёшь ее Галочке, дежурной медсестре, она тебе всё чин по чину… Да погодите вы! — не сдержавшись, рявкает Валерий Иванович, когда стук повторяется, уже более настойчиво.
— А не надо так кричать, не надо… А то пуп развяжется, грыжа вылезет. Кто ж тогда вырастет, доктором хорошим станет, людей спасать будет? — вслед за звуком открывающейся за спиной двери слышу я голос, и в первую секунду мне кажется, что таблетки в этот раз мне выдали слишком забористые, вызывающие галлюцинации. Потому что эти напевные интонации и грудной, с бархатистыми нотками голос не могут принадлежать никому, кроме Тамары Гордеевны.
Но ее же не может быть здесь! Она на хуторе, дома, в окружении внучек и дочек, или ещё где-угодно, только не в приёмной травматологи!
Ощущение сюрреализма подогревает враз изменившееся лицо Валерия Ивановича, чьи брови сразу ползут вниз, потом вверх, а губы вдруг растягиваются в улыбке, такой искренней и чистой, как будто к нему на приём неожиданно пришла его мать или другая близкая родственница.
— Ба-а, какие люди! — резко встаёт из-за стола он и, проходя мимо меня, широко раскидывает руки в стороны. — Тама-арочка Гордеевна! Какими судьбами к нам? А чего не позвонили, не предупредили, что придёте?
И, полностью потеряв ощущение реальности вместе с догадками о том, чем может закончиться эта странная встреча, я разворачиваюсь вслед за Валерием Ивановичем как раз для того, чтобы увидеть, как заключив мать Артура в крепкие объятия, он смачно целует ее в обе щеки, а она довольно смеётся, поглаживая его по спине.
— Все хорошеете и хорошеете! Царица! Богиня! А ну, признавайтесь, что это у вас за витамины? Что за режим такой, я всем своим задохликам рекомендовать буду!
— Да полно, полно, Валера, — Тамара Гордеевна продолжает смеяться, отталкивая Валерия Ивановича с деланным смущением. Но как только ее взгляд встречается с моим, он становится острым и цепким, обвиваясь невидимой петлей вокруг моей шеи.
— Ну какой режим, — немного изменившимся голосом продолжает она. — Жизнь по совести, когда засыпаешь и просыпаешься со спокойной душой — вот и весь мой режим. Когда ничему тебя изнутри грызть — и снаружи цветёшь. Может, и в последнюю весну, но все равно — хочется поярче и попышнее! — и она снова смеётся, пока я пытаюсь переварить ее намёк про «последнюю весну».
Интересно, про чью это она — свою или мою?
— Да типун вам на язык — ну, какую последнюю? — в отличие от меня Валерий Иванович прекрасно понимает ее намеки. — Вы что это, Тамара? Царица-богиня! Если вдруг по здоровью чего… то сами знаете — и я помогу, чем смогу, и с кем надо сведу. Вот только, с вашего позволения, аль момент! Егозу одну тут отправлю на процедуры — и я весь ваш! Сейчас только проясню, хорошо ли она меня поняла — и отпускаю. А то знаете, такая шустрая, так и норовит всё по-своему сделать!
