— От того, что намётан, и спрашиваю. Много я вас таких повидал — на первый взгляд вроде и не скажешь. Деловые такие были, языкатые, еще больше, чем ты. А покрывали своих мужиков, брехали раз за разом. Вы уже если брешете — так брешите складно. А то одни все время падают со ступенек, никак ходить не выучатся. А твой придумал, что на тебя в парке напали, побили ни за что ни про что.
— Так это и есть правда! Я как жертва… — нет, мне определено не нравится это слово, — то есть, соучастник, подтверждаю!
— Так жертва или соучастник? — делая непонятный знак рукой Леночке, хитро уточняет Валерий Иванович. — Ладно, жертва-соучастник, твои слова — твое дело. Только смотри, чтоб хуже не вышло, и в следующий раз другой врач тебя не принимал. Леночка! Ножницы, марлю и бинты сюда, приступаем!
— К..какой другой врач? — не могу не уточнить я, когда Леночка начинает разматывать и снимать повязки, наложенные мне отзывчивой Эмелькой.
— Патологоанатом с морга! — довольно заявляет Валерий Иванович и смеётся грудным смехом, как будто сообщает мне что-то крайне приятное.
О, прекрасно, вот и типичный медицинский юмор пошёл — и, едва я собираюсь брякнуть в ответ какую-то колкость, как следующие слова доктора сбивают с мня воинственное настроение моментально.
— Так, Леночка, смотри сюда. Отэто все — срезать надо. Шить не будем, смысла нет. На снимок завтра, без очереди, с направлением от меня. А ты, егоза, на меня смотри. На меня-я… — он неотрывно глядит мне в глаз и даже подсвечивает каким-то специальным фонариком, пытаясь раскрыть другой, заплывший от синяка, от чего я начинаю мычать от боли. — Тихо, не дергайся. Так надо… Так… Зрачки одинаковые, реакция есть, уже хорошо… А ну признавайся дядьке врачу — в ушах шумит? Или шумело до этого?
— Нет, не шумит, — с готовностью отвечаю я и тут же задаю интересующий вопрос. — А что срезать? Вы что… стричь меня будете? Так я не даю согласия! Не надо, я против!
— Согласия она не даёт, ты смотри, — под тихое Леночкино хихиканье, продолжает Валерий Иванович. — А колтун нам твой куда девать прикажешь? Или позвать тебе мастеров с салона, чтоб прическу для перевязки сделали? Может, тогда еще и маникюрщицу с массажисткой? Ты глазами не сверкай, егоза! Давай лучше вот так сделаем — ручку левую свою, которая получше будет, вытянула вперё-ед… Вперёд вытянула, говорю, или ты меня плохо слышишь? Если плохо, так мы тебя сразу, без всяких рентгенов в стационар на недельку определим — это ж не шутки, как пить дать сотрясение… О, вижу, вижу, исправился слух. От это хорошо, очень хорошо. Леночка, а ты стриги, стриги пока мы тут упражняемся. Давай, чтоб время не терять, каждый своей работой щас займётся, вот та-ак… Молодец! Давай, до кончика носам пальцем дотронься… Хорошо, а теперь до лба… до подбородка… Снова до носа. От молодец! Может, отпустим тебя, если хорошо вести себя будешь, слушаться докторов. А теперь перевяжемся добренько — й считай до утра мы справились.
Спустя час в новом виде я показываюсь в коридоре, упросив Валерия Ивановича и Леночку сразу не проводить меня в палату, а разрешить увидеться с Артуром. В том, что лучше всего здесь работают просьбы и жалобное выражение моего единственного открытого глаза, я успеваю понять довольно быстро и во всю пользуюсь этим.
Артура мы находим на одном из стульев в конце длинного коридора, ведущего к выходу из отделения. Несмотря на плохое освещение и то, что второй глаз у меня заклеен пластырем, прикрывающим какую-то вонючую мазь, я сразу замечаю, что он задремал — кисти рук расслабленно соскользнули с коленей, голова откинута и прислонена затылком к стене. В который раз вспоминаю, что он так и не выспался нормально за все эти дни, и сегодняшнюю ночь, которую я планировала оставить для отдыха перед длинной дорогой, он снова проводит без сна, в больничном коридоре, после дня, полного поездок и нервотрепки.
Хорошо «отдохнули», нечего сказать. Неудивительно, что он отключился прямо здесь, на жестком и неудобном стуле с откидным сиденьем, соединённом с несколькими такими же деревянной планкой. Но как только мы приближаемся, Артур тут же просыпается. Его глаза открываются моментально и никаких признаков сна — ни лёгкой затуманености, ни припухлости век, ни рассеянного взгляда я не вижу. И тут же задумываюсь — а спал ли он, вообще, или просто сидел, пытаясь расслабиться.
Ох, как же мне не нравится это все… Путь он молод, пусть очень быстро восстанавливается, но с таким режимом не выдержит даже самый сильный организм. Как только я об этом думаю, спасительная мысль тут же стучится мне в голову (кажется, в ней всё-таки нет никакого сотрясения, вот и Валерий Иванович так сказал, напугав меня всего лишь парой дней в стационаре) Я обязательно отправлю его отдыхать сегодня, и даже знаю куда!
— Эй, хлопец! Гляди на свою егозу! Подлатали-полечили ее, скоро будет как новенькая. Переломов не нашли, только ушибы й парочка вывихов — точно в рубашке родилась! Но радоваться еще рано, сильно рано. Что да как точно рентген покажет, а пока оставляем ее в стационаре под наблюдение. Возражения есть?
Артур, забыв встать со стула, смотрит на меня во все глаза — и я понимаю, что зрелищем он, как минимум, впечатлён. Мало того, что я стою перед ним в медицинской бесформенной хламиде, с новой повязкой на руке (старую Валерий Иванович похвалил сказал, что «хлопец свое дело знает, раз так подрихтовал») с лицом, залепленным пластырем, еще и на голове — повязка чепчиком. Последнее меня даже радует — он не видит мою новую старшенькую стрижку, сделанную Леночкой впопыхах — да и я, если честно, не горю желанием ее разглядывать.
— Нет… — резко поднимаясь, он откашливается, чтобы избавиться от хрипоты в голосе. — Нет, не возражаю, конечно. Лишь бы польза была.
— Польза будет, хлопче, можешь не сомневаться. Прикажи только своей благоверной, чтоб не бухтела и все предписания выполняла. Характерец у нее, скажу тебе… не завидую, в общем.
Артур бросает на доктора растерянный взгляд, не понимая, шутит ли он, и не обижаюсь ли я, но по лёгкой улыбке, в которой я могу растянуть губы (мне вкололи еще обезболивающего и успокоительного) понимает, что все хорошо. Настолько, насколько может быть в нашем положении.
— Подойдёшь потом ко мне, я в приемном буду ожидать, — деловито бросает Валерий Иванович и за плечо увлекает с собой Леночку, которая по уговору, ровно через десять минут должна вернуться и провести меня в палату. Скоро начнётся действие лекарств, и чтобы им не пришлось тащить наверх мое похрапывающее тело, мы договорились, что я не нарушу установленного времени. Хотя, «договорились» не совсем то слово, которое стоило бы применять к нашему соглашению. Скорее, я добилась желаемого шантажом, слегка приврав, что я не фотограф, а известный блогер и когда выздоровею, сделаю их больнице либо шикарную рекламу, лично Валерию Ивановичу и Леночке, либо насочиняю небылиц, как они меня здесь мучили и бинтовали нестерильными бинтами.
Хорошо что им, как и многим врачам не хватает времени на интернет, и они не знают о том, что я не блогер, а заодно и о скандале в паблике Кристины. Ещё неизвестно, как бы они отнесись ко мне тогда.
