Но упрямый звоночек продолжает звенеть и мысль — а что, если «Не трогай наших детей!» — это совсем не о моем конфликте с семьей Никишиных, считающей, что я посягнула на их «ребёнка»? А о реальных, настоящих детях? Которых Вэл пригласил в кофейню Дениса, а я фотографировала после его блистательной проповеди в кроваво-кетчуповом образе? Что, если там, среди родителей что-то случилось — и они теперь дружно сошли с ума и требуют моей крови, а, может, заодно и Вэла? Интересно, они знают его координаты? Я помню, что оставляла только свои визитки на стойке, еще недоумевая, кому они здесь могут понадобиться. Но вдохновлённый Дэн сказал, что пусть лежат, это им для имиджа заведения и доказательства, какие модные и крутые гости из столицы у них проводили тусовки.
Логически эта версия выстраивается очень стройно, но все равно — я отказываюсь в это верить. Что могло стать причиной такой массовой истерии? Этот городок за последнее время и так пережил много потрясений, может, кого-то триггернуло на утро каким-то непонятным осознанием… Юные и милые ребята рассказывали мне на камеру не самые невинные шалости — вот только я никак не выражала своего к ним отношения, прячась за объективом, как священник в ризнице, чтобы облегчить им исповедь.
И все равно, вдруг для кого-то это стало слишком сильным переживанием? Вот черт… это осложнение мне сейчас совсем не надо. Во-первых — хватит и без того бессмысленных жертв подростковых игрищ, а во-вторых — я прекрасно понимаю, на что способна толпа разъяренных матерей, решившая, что их чадам что-то или кто-то угрожает.
— Это плохо, это всё очень плохо, — бормочу я про себя, понимая, что в таком случае под удар мог попасть и Денис, и тонкий Сережка, как сопричастные к мероприятию, которое разозлило родителей. Так! Денис! Он же мне и писал, и звонил — и теперь попробуй пойми, по какой причине — хотел предупредить из-за Наталь Борисовны, или потому что у него проблемы, а нас и след простыл?
Возвращаюсь в нашу переписку, перечитываю его сообщения — нет, там слишком мало информации, чтобы понять. Хотя нет, вот же ссылка, которую я открывала, но она не загрузилась.
Индикатор связи показывает целых две черточки — но этого все равно мало. Зато я могу позвонить. С двумя делениями я вполне могу набрать сначала Артура, а потом Дениса — но пока всё-таки попытаюсь открыть эту злосчастную ссылку. Почему-то я уверена в том, что ничего хорошего она мне не покажет.
Предчувствия меня, конечно, не подводят. Хотя, нет, подводят — масштаб проблем оказывается… явно мною приуменьшен.
Нет, я могла предположить подобие срыва у одного-двух подростков и толпу разъяренных матерей, способных под горячую руку на открытую агрессию. Но загрузившаяся, пусть не сразу, ссылка выводит меня в знакомое место — в паблик Кристины… О, она успела снова его открыть. Значит, я не ошиблась в своих старых прогнозах — вот первое, о чем я думаю, прежде чем успеваю осознать, что вижу перед собой — большой пост, озаглавленный: «Никогда не говори «Никогда». И фото, фото, бесконечные фото, которые в совокупности производят впечатление… откровенно говоря, отталкивающее.
— Вот же сучка! — не сдержавшись, громко ругаюсь я, чем заслуживаю новый порицающий взгляд чопорной дамы, которая, однако, в этот раз хранит молчание. Зато со стороны шушукающихся девочек ко мне долетает отчётливое:
— Кто бы говорил!
— Да-да!
— Фу такой быть…
Эти несмелые выпады оставляют меня абсолютно равнодушной, потому что кроме этой чертовой статьи взволновать и вызывать отклик во мне не может больше ничего.
Конечно же, первым делом, мой взгляд упирается в фотографии — во-первых, профессиональная пристрастность, во-вторых… они мои! Мои фотографии, мои исходники! Но размещены они в чужом паблике, без моего на то согласия, и первая спасительная мысль, чтобы как-то противостоять надвигающемуся маразму — надо связаться с Настей, пусть найдёт мне хорошего юриста в сфере авторских прав. Потому что фотки краденые, причём самым идиотским способом. Кажется, что из пары сотен снимков, которые были сделаны в кофейне Дэна, Крис нарочно отобрала самые худшие.
Одной рукой лезу в рюкзак, достаю камеру из сумки-чехла, и перекинув ремень через шею, чтобы не выронить, включаю её. Ух, красота, она почти полностью заряжена — потому что два дня я ею совсем не пользовалась — и снова эти спасительные мелочи, которые подмечаю на автомате.
Пролистываю на экране предпросмотра последний фотосет — ну конечно, я не могу ошибаться! Есть классные портреты, полные эмоций и ярких чувств в моменте — почему Кристина не взяла их? Воровать — так воровать лучшее, а не проходные и неудачные кадры, которые бывают в любой фотосессии, даже если снимаешь профессиональных моделей. А здесь — дети, не привыкшие позировать, за что и ценю подобные сьемки. Потому что на пять-шесть не самых лучших фото обязательно попадётся одна, естественная и интересная, без заученной идеальности. Среди других снимков в галерее такие черновые фотографии не производят отталкивающего впечатления — а тут… Выглядят прямо-таки жутко. Как будто я специально поиздевалась над своими моделями и выставила их в самом глупом, искажающем свете.
Вот одна из подруг Эмель — случайно моргает и при этом облизывает от волнения губы. Я снимала ее серией, чтобы поймать живую эмоцию, и этот кадр никогда бы не отправила в работу — у девочки на снимке как бы отсутствуют зрачки, скрывшиеся под верхним веком, от чего белки глаз выглядят страшно, рот приоткрыт в каком-то бездумно-болезненном выражении… Как будто ребёнок-привидение из фильма ужасов.
Вот приятель девочки без глаз… Фу, ну что за кличку я ей дала, она звучит так же неприятно, как и выглядит снимок… А ведь если это видела не только я, подобное прозвище могло к ней и пристать-приклеиться…. Черт, что же я натворила…
Приятель Эмелькиной подруги с неудачного фото смотрит перед собой, настраиваясь на съёмку, «примеряя» лицо — я прекрасно знаю это состояние, когда пытаешься вызывать в себе нужное настроение и репетируешь, как будешь позировать… И часто делаю пробные снимки, чтобы понять, с какого ракурса лучше снимать, на чем акцентироваться. Но опять же — это черновой, рабочий материал, который никто, кроме фотографа, не видит и который я всегда удаляю. Мне жаль, чтобы такая шелуха занимала место на моей и так немаленькой карте памяти. Это просто сырье, там нет ни авторского взгляда, ни раскрытия личности.
Так почему же для этой чертовой статьи отобрали только такие, сырые и стрёмные снимки? Мальчик с неестественно застывшей манерностью — а он всего лишь пытался поиграть, раскрепоститься, найти своё настроение для сьемки! Его друг, комкающий тот самый листок с надписью #янеубиваюсловом с таким нездорово ироничным видом, как будто плевать он хотел на эту надпись и ему как раз очень нравится убивать, и не только словом — а это просто нервная улыбка, вызванная тем, что его снимают при огромной толпе народа.
И все, все снимки — а их около пятнадцати — точно такие же, и мне становится просто… противно. Вопреки логике, вопреки законам здравого смысла, вопреки тому, что я знаю — не эти фото были моей целью. Но, идущие одна за другой, они представляют результаты моей работы как намеренное издевательство, высмеивание детей, как насмешка и жесткий троллинг.
