— Шо, не думала, шо я на таке способен? — безошибочно читаешь мои мысли он. — Думала, схвачу тебе и спалю десь за сараем?
— Именно так и думала, — все ещё непослушными губами произношу я, чувствуя, что мне очень хочется пить. — А у вас водички не найдётся?
— Тю, мала, та ты шо, справди злякалась? — внимательнее приглядываясь ко мне, Гордей Архипович поднимается на ноги и, подходя к старинному шкафчику, достаёт из него стакан и наливает воды из графина, стоящего, конечно же, под искусно вывязанной салфеткой. — На пей. Пей, не бойся. Я тут кожного дня воду миняю й сам слижу, шоб порядок був. Ларочка дуже не любила, когда пылюка вокруг чи бардак якийсь. Пей, пей, кажу, там отравы немае.
И как только я, хоть немного расслабившись, позволяю себе подумать, хотя бы допустить намёк на то, что наша история разрешится без лишних драм и проблем, что мы на самом деле накрутили себя мыслями о том, что никто в семье Артура не примет нас как пару, как Гордей Архипович добавляет:
— Так шо одобрение свое я вам даю, можно сказать официально. Якшо в тебе намерения чисти й без подлянки — а подлянку я дуже не люблю, Поля… Але ты ж не така, не? Так от, якшо ты до Артура с открытою душою, як и он до тебя — то будьте разом й прекращайте оце по кущам ховаться! Серед девок моих, конечно шороху буде, ой, буде! Ну то ничого, я с ними поговорю, никто до вас мешаться не станет. Даже Тамара. Знаю я ее, неуёмна натура. То хай буде вам щастя, Полина. Мени главне, шоб онука не потерять, по соби знаю, на шо готовий заради той, кого любишь.
Неужели это все? Неужели это конец-развязка нашей с ним истории — такой неожиданно счастливый, когда сам глава рода встал на нашу строну? Я слишком хорошо знаю порядки в их семье, чтобы быть уверенной, что одно его слово способно переломить все несогласие и неприятие каждого человека из их буйного клана.
И тут звучит фраза, которая в щепки разность мою еле-еле затеплившуюся надежду:
— Так шо нема про що волноваться, Полина. Залышайтесь тут, живить соби щасливо, стройте семью, рожайте диток, всем на радость. В тебе ж нема своего дома у городи, я правильно поняв? Артур казав, шо ты снимаешь житло. То це не проблема, не дергайся. Де жить я вам организую. Сами будете хазяйничать, никто до вас не полезет. Не переживай, я все розумию, ты самостоятельна жинка, та й Артурко в мене такий, шо только попробуй ним покомандуй.
Он никак не может понять, что совсем не из-за этого я верчусь на стуле, как будто меня ужалили.
— Вы хотите, чтобы мы остались здесь? Даже не у нас в городе, а здесь?
— Ну, конешно, здесь! — насмешливо, как малолетнему ребёнку продолжает втолковывать Гордей Архипович. — В городе, где Тамара живе, ну шо вам делать? Там грязно, гидко й люды якись не таки. До сих пор жалию, шо дочку пришлось туда отправить — але выхода не було, там с нею друга история була. Але вы — вам тут ховаться нема вид кого. Оставайтесь! Тем паче, Полина, в Артура тут обязанности есть. Усадьба вся, люди вси, яки тут працюють. Я ему завжди казав — когда-нибудь, сынку, оце все стане твоим. И Артурко знав, шо рано чи поздно прийдеться вид мене перенять таку ношу. Оставайтесь, Поля! Ну шо вам мишае шось, чи що?
— Мне? Э-э… Моя работа, например… — успеваю ляпнуть я прежде, чем понимаю, что ни в коем случае не должна выболтать главный секрет, даже главнее того, что мы с Артуром теперь вместе. Пока я здесь, один на один с хозяином дома, нужно держать за семью замками намерение его внука попасть в тот город, от которого его так активно отговаривали мать, сестры, да и сам Гордей Архипович тоже бы не одобрил.
Его следующие слова только подтверждают это:
— А ты шо, думаешь, у нас роботы не буде? У нас тут столько роботы, Поля, лишь бы рук хватало. А не хватае. Крепко не хватае. Особливо таких як у вас, молодых та резвых.
В какой-то мере мне льстит, что в глазах Гордея Архиповича я — молодая и резвая, как Артур, и он причисляет нас к одной категории, в отличие от остальных селян, которые, узнав, с кем связался хозяйский внук, тут же обзовут меня престарелой ведьмой. Но это не мешает мне видеть, что хозяин поместья совсем не понимает, о какой именно работе я веду речь. Неужели он думает, что я смогу перестроиться и пойти помощницей на конюшни или к Глафире куховарить? Делать то, что у меня никогда не получалось и что я откровенно не люблю?
— Я немного не о том, Гордей Архипович…
— Давай просто — Гордей. Мы ж не чужие люди вже, га, Полинко?
Прекрасно. Вот меня ещё раз приняли в семью, только в отличие от того, как это было в детстве, повторное сближение меня совсем не радует.
— Х… хорошо… Гордей э-э-э… Просто Гордей, — пытаюсь вымученно улыбнуться я. Черт, неужели я это сказала? Да я все что угодно скажу, лишь бы отвести от нас подозрения и выбраться отсюда по добру-по здорову.
— От бачиш, — в отличие от моей, его улыбка широкая и довольная. — Ничего сложного немае, так? Давай, розказуй, шо тоби тут мишае и шо не нравиться. И сама побачиш — я докажу обратное, шо б ты не сказала.
Ага, именно это он и будет делать. И к разговору приглашает только для того, чтобы убедить в своей правоте. Ох уж эта Гордеевская кровь — не водица. Все они, в этой семье такие — мягко стелят, да жестко спать, как сказали бы здесь, на хуторе.
Поэтому продолжаю возражать не слишком азартно, больше для вида, чтобы закончить разговор пусть даже липовым согласием. Так вляпаться как я — ещё больше, чем думала с самого начала — это надо уметь. Ещё и Артур уехал — вот это настоящая засада. Где мне его теперь ловить, где встречать?
Ладно, об этом потом. Для начала нужно выбраться из этой комнаты — со всем уважением к тому, что я только что услышала, но… Как ни крути, это память и прошлое Гордея Архиповича, отвечать за которое я никак не должна. И проживать здесь счастливую жизнь с его внуком, чтобы переиграть его собственную неудавшуюся сказку — тоже. Тем более я точно знаю — не получится у меня здесь чувствовать себя счастливой. Никак не получится.
— Ну… — вспоминая о том, что хозяин потребовал у меня какие-то аргументы против хуторской жизни, выдаю ему первую и самую главную причину без особой надежды переубедить. — Я фотограф, я не смогу перестроиться на другую работу. А вам здесь фотограф не нужен. Вам нужны другие люди. Практичные, умеющие делать настоящее дело… А не как я… ничего не произвожу, ничего руками делать не умею. Толку — ноль!
— А от и неправда, — озорно поблескивая глазами из-под седых бровей, возражает Гордей Архипович. А я все не могу понять, когда мне было более неуютно в его обществе — когда он относился ко мне с подозрением, или сейчас, когда демонстрирует открытую симпатию.
— Помнишь, шо я сказав с самого начала, як ты до нас приехала? Ты ж мени сразу отэту свою присказку про фотокорра начала на уха цеплять, — он снова добродушно посмеивается. — А я хоч и не поверил сразу… але думаю — якшо правда, то це дуже добре. Нам як раз надо такий специалист, який рекламу нашему хозяйству буде робить, постоянно. Шоб огласка була, в интернете про нас почитать смогли, фотографии побачить. Тогда до нас ни одна падлюка не сунеться, мы если шо — сразу про це напишем, шоб все люди знали, та ще й с картинками! Так шо в тебе дуже гарна специальнисть, Поля. Дуже важная. Зря люди не дооценюють того, шо раньше в нас называли «идеология та пропаганда». Це й отношение, и мнение формируе на роки вперёд. И не меньш важливе того, шо руками робиться. Так шо приймем тебе со всем уважением. Никто й пикнуть не сможе, шо ты неработяща.
