— Ох и вонючее ж оно! — снова недовольно морщится Гордей Архипович, равнодушный к модным хипстерским запахам. — Ну як його можно курить? Воно ж блювотне!
— Да нет, тут очень сбалансированная композиция, — снова смущается Вэл, стараясь выдыхать пар подальше от носа хозяина, что ещё больше его забавляет.
— А ну, дай, — воодушевившись ответом, что «жинкам можно», Оляна бесцеремонно вытаскивает изо рта Вэла вейп и пробует сама из него что-то выдуть. — Так, ковбой Василь, бегом объясняй, как эта штука работает! В кои-то веки я могу покурить за столом, как хозяин! Ты шо, я ж не упущу такой возможности!
И пока я, удивляясь сильнее прежнего, наблюдаю, как жутко брезгливый Вэл, который никогда не пьёт из одного стакана даже с близкими друзьями, объясняет ей, как курится вейп, не смущаясь от того, что он кочует изо рта в рот, Артур, наклоняясь в нашу с Петром сторону, негромко говорит:
— Олянка, наконец-то, дождалась. Кому, как не ей сидеть рядом с хозяином и вести себя по-хозяйски. Давно это заслужила.
— Та ну, таке скажешь, Артурку! — Петро, вновь наполняя свою рюмочку, не спешит соглашаться с ним. — А ты тогда тут для чего?
— Как для чего? Я в гостях, Петре. Может, совсем редко заезжать буду, от моего слова тут не должно всё зависеть. Оляна и сейчас деду как правая рука. Ему по здоровью больше отдыхать надо, а она всегда может подхватить и подстраховать. И все хозяйство вытянет. Неужели не примешь за главную?
— Ну… Не знаю… Шоб девка и в хозяева… Це у вас в городе отакие шашни крутятся, шо баба, шо мужик все одно. У нас тут порядки старые, правильные. А разве никто со старших не знайдется?
— Кого можешь предложить? — задумчиво глядя перед собой, Артур поигрывает стаканом, пока я, стараясь не шевелиться лишний раз, начинаю понимать, к чему он клонит, и о чем, возможно, они говорили с Оляной когда выезжали из усадьбы.
Неужели он ей все рассказал? Даже угрызения моей глупой ревности кажутся чем-то несерьёзным в сравнении с тем, что кто-то из присутствующих может знать все о нас и о наших планах.
— Та хоть Толяна, — упрямо не сдаётся Петро, явно не склонный подчиняться «девке».
— Толян запойный, — поглядывая на Петра, возражает Артур. — Для тебя он, конечно, лучший друг. Но как первый помощник хозяина — не вариант.
— Тогда Гришку!
— Гришка свою кузницу ни на что не променяет, с лошадьми возиться не будет и конюшни не потянет. Кто ещё?
— Марат!
— Марат о делах помнит до первой юбки. У него другое на уме, совсем не работа.
— Ну, не знаю, Артруку! Вообще, це твое дело, если честно, всем отэтим заниматься. Ну хай нема среди старших таких, шоб все потянули, так ты ж онук деда Гордея…
— Я городской, — гнёт свою линию Артур. — А Олянка своя. Так что Петре, не хочешь считать ее помощницей хозяину, считай помощницей мне. А я ее оставляю вместо себя, пока уезжаю. И прекращай это свое «девка, девка». На Руслана, кроме неё, ни один мужик из ваших до сих пор не сел. Так?
— Ну, так-то так, але…
— Никаких «але». Давай лучше выпьем с тобой за согласие. Чтоб не развалилось все, что так долго строили, из-за мелочей и глупостей. Мы ж одна семья. А в семье принято договариваться.
— Ну…не знаю. Ты молодый хазяин, тебе й решать…
— Вот именно. И я так решил. Давай, Петре. За будущее и за то, чтоб все были дружные. Полина, ты с нами?
Молча кивнув, я отпиваю из стакана, снова радуясь, что в нем безалкогольный напиток — уж слишком события разворачиваются стремительно и странно. Я-то думала, что Артур в родном хуторе будет вести себя спокойно и тихо, чтобы никто не догадался о будущих переменах. А он как будто нарочно подчеркивает, что скоро все будет по-другому — едва ли не напрямую сообщает Петру о том, что отходит от дел и передаёт свои права Оляне, прекрасно зная, что бойкий селянин раззвонит об этом всем и каждому. И Гордей Архипович тоже узнаёт. Очень скоро узнает.
На этом месте мне вдруг хочется передумать и всё-таки выпить сивухи, чтобы снять стресс — тем более глядя на Вэла, я понимаю, что это действенный вариант. Продолжая накидываться наливочками, он с задушевно-счастливым видом наблюдает, как Оляна и Гордей Архипович играют в забавную игру, по очереди опустошая рюмочки, наполненные для них главной по кухне, Глафирой. Незаметно подсев, она тоже с увлечением следит за соревнованием.
— Сливянка! — громко стуча донышком рюмки по деревянному столу, объявляет Гордей Архипович, утирая капли с усов.
— Малиновка! — выбирая наугад рюмочку с новым напитком, говорит Оляна, едва первые капли попадают ей в рот.
Длинный ряд наливок, стоящий на столе, такой весёлый и разноцветный, что мне тоже хочется присоединиться к ним, но я вовремя одергиваю себя. Вся эта вольная жизнь и свобода — лишь видимость, и я прекрасно знаю, что не могу просто так подсесть к ним, как в каком-нибудь баре. За право пить с Гордеем Архиповичем Оляна заплатила годами преданности и тяжёлой работы — и я это понимаю, в отличие от Вэла, который тянет было руки к яркому стаканчику, но Оляна, быстро шлёпнув его по кончикам пальцев, ждёт, пока хозяин воспользуется своей очередью.
— Шось с грушею! — снова объявляет Гордей Архипович, а Глафира, довольно смеясь, утирает лицо подолом длинного фартука. По всему видно, она ужасно гордится, с каким смаком хозяин пьёт ее наливки и безошибочно угадывает вкус. Значит, хорошие вышли, не скисли и не испортились.
— Клубничная! — Оляна пьёт быстрее, и угадывает быстрее, но старается не разгоняться, чтобы ее первенство не слишком бросалось в глаза.
— Абрикоса! — Гордей Архипович снова успешно использует свой ход.
— Малиновка!
— Смородиновка!
— А это… Это… — прищурившись, Оляна, задумчиво смотрит вверх, на лампочку под потолком длинного навеса, вокруг которой кружатся комары и ночная мошкара. — Какая-то ягода, да?
— Та ягода, ягода, Оляночка, — согласно кивает Глафира, но подсказок больше не даёт. — Але ж ягод багато.
— Хорошо-о… — тянет она. — Смородина?
— Та була ж уже смородина…
— Ну, то была красная. А это, может, белая?
— Ни, — Глафира горестно вздыхает, но я опять вижу, как довольно блестят ее глаза и розовеют щеки — ясное дело, что болеет она за хозяина, и победу хочет именно ему.
— Та шоб вам! Шо тут думать? Есть тут друга така ж? — нетерпение главы поместья вполне искреннее, в отличие от растерянности Оляны, которую, начинаю подозревать, она искусно имитирует. Потому что это будет слишком — сидеть рядом с хозяином, курить как хозяин, еще и выиграть у хозяина. И если ей это простит Гордей Архипович, не склонный к мелочный обидам, то односельчане — вряд ли.
Вэл, видимо, совсем не понимает причин такой хитрости и, повиснув у Оляны на плече, с непритворным волнением шепчет:
