— Так ты напрямую к Вэлу хочешь подключиться? Качество же плохое для эфира будет, вай-фай у вас так себе, — чтобы настроиться на работу, отвлекаю я Сережку техническими расспросами.
— Да ну, Полина Александровна, — в голосе всегда непоколебимого Сережки слышится едва ли не обида. — Во-первых, Вэл сразу предупредил — трансляция только через его аккаунт, он что — мальчик за бесплатно работать? Нет, он нам это… шоу, а мы ему технические возможности. Вашу часть уже просто так передавать будем, как обычный видос, вы ж не против?
— Я? Конечно, не против, зачем мне реклама? Я же не Вэл Донцов, — отвечаю я, посмеиваясь от такого ранжирования. Но в потоке входящих и выходящих людей, на запястьях которых виднеется по склеенному бумажному браслету, Сережка не обращает на это внимание
— Так что мы наставили усилителей, Полина Александровна, не бойтесь, сигнал нормальный будет. Вэл нас поубивает всех, если его лицо будет на экране с перекосами.
— Да что вы так переживаете насчёт вашего Вэла? — уже открыто раздражаюсь я. — А вдруг это не он, а я вам какую-нибудь истерику устрою?
— Вы? — тонкий Серёжка недоверчиво останавливается, после чего улыбается, что происходит с ним довольно редко. — Да вы что, Полина Александровна. Вы ж своя. Ну, чего вам тут орать? Это Вэл — приглашённая звезда. А они все нервные, их надо беречь… ну… сами знаете, как оно бывает.
Что такого особенного в приглашённых звёздах я так и не успеваю уточнить — в переполненной кофейне я замечаю Наташку. Она стоит посреди группы пышно одетых женщин, и первое желание, которое охватывает меня — это сделать шаг назад, спрятаться за спину тонкого Сережки — и тут же одергиваю себя.
Это что еще за психи? Это же не Эмелька, встреча с которой действительно может выйти неудобной, и я стараюсь об этом не думать все утро. А Наташка — подруга, которую я знаю тысячу лет, и она — что немаловажно, — ничего не знает обо мне. Неужели на меня так повлияли слова Артура, что именно Наталья — самый последний человек, которому надо знать правду о нас?
Ни на один из этих вопросов я не успеваю ответить — потому что Наташка, встретившись со мной взглядом, тут же радостно вскидывается, после чего оставляет свою компанию и бежит ко мне.
— Эй, Полик! Поль, да ты чего? — слышу я ее голос, и только сейчас понимаю, что пячусь от неё назад, а тонкий Сережка успел куда-то слинять. — Ты куда, говорю, стой! Совсем чумная стала! Не спишь, что ли, совсем? Ты смотри, какой женишок у тебя резвый, уже не соображаешь ничего, как сомнамбула ходишь! — она громко и раскатисто смеётся, шутливо толкая меня в плечо.
— А где он, кстати? — говорю первое, что приходит мне в голову, даже не оспаривая, что похожа на сомнамбулу.
— Кто, Валька твой? Да прибежал как угорелый час назад, спрятался в подсобке у Дениски, никто его не видел. Вы что вчера, опять отмечали? От него перегарищем несёт за весту, Дениска с Эмелечкой его лечили… Хоть бы у них все получилось! Тут у нас народ, сама видишь, какой собрался. Очень серьёзный народ. Если Валька все завалит, опозорится по самое не могу, не простят твоего женишка за такое у нас, ох, не простят.
— Эмелька? — хватаюсь я за это имя, как за повод немного разведать обстановку. — Как она, Наташ? Все нормально?
— Да нормально, а что ей сделается? Заторможенная какая-то, а так все хорошо, как всегда.
— Заторможенная? — понимаю, что мне не очень нравится это настроение Эмель.
— Да конечно, всю ж ночь не спала, как и ты, видать! А чуть свет-заря, так бегом из дому, суп своему ненаглядному понесла. Он тоже, гулена такой, где-то таскался. Но Эмелечке целую ночь звонил, отчитывался, держал, значит, в курсе, как порядочный парень. Я сама чуть не оглохла от этого его трезвона, — с видимым удовольствием рассказывает Наташка, и я снова вижу в ней гордость за то, какая у неё выросла дочь и в каких хороших отношениях с хорошим парнем она состоит.
Интересно, смогла бы она так же искренне порадоваться за брата?
Тут же останавливаю себя, стараясь не пускать мысли в этом направлении, и снова прислушиваюсь к ней:
— … пойдем, познакомлю тебя! Пусть видят, что знаменитость наша к людям по-свойски, по-хорошему, значит, относится. И старой дружбой не брезгует. Только ты это… Поль, хоть за щеки себя пощипай, что-ж ты как кащей сегодня… И выглядишь, честно говоря, не очень. Хоть бы в порядок себя привела, с серьёзными ж людьми знакомимоя!
Не имея сил и желания возражать, иду за ней к большой группе достопочтенных дам, решив, что до обнаружения Вэла, все равно не смогу отбиться от настойчивого Наташкиного желания показать меня как визитную карточку всем своим знакомым, репутацией в глазах которых она дорожит.
— Ну, Галку ты знаешь, — подхватив меня под руку, торопливо шепчет подруга, и чем-то эта ситуация напоминает выпускной вечер, с которого началась и завертелась вся наша история. — А вот это, рядом с ней — родная сестра нашего мэра, представляешь! Вот какие люди сошлись! Умеете вы с Валькой устроить бучу, не поспоришь. Так… Вон жена депутата нашего — хотя, он уже не депутат, но аж пять созывов в совете области был, так и осталось за ним прозвище, сечёшь, да? — комментирует Наташка, продолжая вводить меня в курс дела. — А вот это — любовница хозяина рынка, самого большого у нас, он знаешь какой огромный теперь стал?! Так она с ним уже лет восемь! Прям как жена вторая, деток от него завела, дома меньшенькие её. А старший — здесь, пришёл к тебе посниматься на этом вашем флешмобе. Слушай, Полька, а что он хоть значит — флешмоб это ваш? Это вы за Виолочку, что ли, вступиться решили? За то, что ее вот так прополоскали в интернете?
— Ну, почти, Наташ. И за Виолу, — стараюсь собраться мыслями я. — И вообще, за терпимость и нормальное отношение. Чтоб понятно было, какие последствия бывают от срачей в интернете. Считается же, что в сети всё анонимно, никто ничего не узнает — этим народ и пользуется, и слетает с катушек. Стоит кому-то попасть на язык, как набегают толпы хетйеров, чтобы пнуть побольнее. Причём, Наташ, знаешь, что странно — многие даже не разбираются, за что травят, может, они сами согласны с позицией, которая попала под раздачу. Но нет, главное успеть влезть в срач, где уже все смешалось, и добить жертву. Какая-то скрытая агрессия, которую в обществе проявлять нельзя, так они все в вирт спускают. А люди живые что там, что там.
— Ага, понятно, — со скучающим видом добавляет Наташка, и я вижу, что не сильно-то ей понятно, и еще меньше того — интересно. — Добрее надо быть, Поль, кто ж спорит. Ну, напомните еще раз малым нашим, это дело такое… Нужное. Вот я так и думала, насчёт этого вашего собрания, и всем говорила про это… И Виолкиной матери говорила… смотри, смотри, вот и она — Анжела! Она как узнала, так сразу сказала, что придет посмотреть, что в честь ее доченьки важные люди из столицы организовали. Виолочка, говорит, хоть и умерла, а так и остаётся королевой тут. Ну, не поспоришь же, верно? — как-то по-детски восторженно добавляет Наташка и я замечаю, каким взглядом смотрит она на Виолину мать, которую я, присмотревшись, тут же узнаю.
