Но он совсем не понимает, не ловит мои знаки — и через секунду поднимается с земли, касаясь грудью моей спины. И все это для того, чтобы увидеть их — странную бабулечку и меланхоличного козла.
Может быть, это даже брат почившего Антошки, думаю я, не замечая, как в моей голове сами по себе складываются строки:
Жили у бабуси
Два простых козлёнка
Один серый
Другой белый,
Будущий АНТОШКА.
Начинаю истерично всхрюкивать, пытаясь сдержать смех, и в эту самую секунду слышу от Артура:
— Опа. А вы что тут делаете? Здрасьте.
Он что, поздоровался с ней? Он знает эту бабулечку?
К счастью, подслеповатая женщина не узнаёт его в ответ. По крайней мере, сразу.
— Здрасьте, здрасьте, свою сраку покрасьте, — ворчит она, придерживая козла, который, заскучав, стоя на месте, начинает стремиться по склону куда-то вверх. И тут же награждает Артура его собственным прозвищем:
— Поблядун! А ну тикай! Тикай отсюда! Тут скоро диты прыйдуть, а вы голи! Стыдоба!
И, разворачиваясь к нам спиной, удаляется восвояси, ведомая гордым козлом.
Дважды нам напоминать не надо. Мы вскакиваем на ноги и начинаем стремительно собираться. Оглядываясь, ищу на камнях свои смарт часы, куда-то улетевшие из-за вечных напоминаний «Ваш пульс повысился до граничного уровня, вы сейчас тренируетесь?», нахожу, разблокирую и вижу время на циферблате — не самое катастрофическое. Всего лишь пять тридцать утра. Поэтому больше никого нет на пляже — солнце встает очень рано, как всегда бывает в середине лета, и единственными, кто выходит на прогулки в такую рань, чаще всего бывают бабулечки, страдающие бессонницей.
Как хорошо, что это она нас нашла, а не, скажем, знакомые Артура, часов эдак в восемь, выбравшиеся с утра позагорать. Или того хуже — подростки, которые собираются на сегодняшний…
Бог ты мой! Сегодня же наш с Вэлом флешмоб! Благо, до него еще полдня, успею привести себя в порядок.
Мы продолжаем наши сборы так слаженно, как будто проходили специальную подготовку. И это не может не веселить, несмотря на напряжённость, все еще не отпустившую после такого необычного пробуждения.
Но яркое предыюльское солнце и свежее утро берут своё — побросав вещи в багажник и открыв дверцы машины — он со своей стороны, а я — со своей, мы начинаем смеяться в два голоса, не говоря больше ни слова.
Артур сегодня более сосредоточен, а я прямо таки-повисаю на дверце, хохоча и уткнувшись в неё лицом — в какие еще фантасмагорические ситуации мы попадём за то недолгое время, что осталось нам здесь?
В моей жизни было много всякого — такого, что иногда трудно описать словами и не каждый поверит. Но никогда еще, абсолютно никогда меня не будил живой козел своим немигающим взглядом. Расскажу об этом сегодня его мертвому собрату, висящему у меня на стене.
И, уже взяв себя в руки, приземляясь на переднее сиденье, слышу в открытую дверь голос той же бабулечки — выгуливая козла, она снова находит нас и приближается к нашей машине, перекрывая ей выезд.
— А! Поняла, чого ты поздоровався! Я ж тэбэ знаю! — громко объявляет она — и смеяться мне больше не хочется.
Бросаю быстрый взгляд на Артура — он молча и напряжённо смотрит вперёд, правая рука сжимает руль и только по вздувшимся на ней венам, могу догадаться, какой адреналин разрывает его изнутри. Только это и выдаёт его волнение. В остальном всё так же, как и всегда — его взгляд сосредоточен, губы сжаты, глаза немного прищурены из-за солнца, бьющего за спиной бабули, продолжающей, казалось бы, без малейшей заинтересованности:
— Ты ж оцэй… Надькин внук. Стыдоба-а-а, — снова тянет она, медленно отходя с дороги. — Такый хороший хлопчик був…Тю! — вдруг останавливается бабулечка, о чём-то задумавшись. — Нема у Надьки онука, згорив вин. З хатою своею взяв и згорив. Знач, не Надькин… Зойкин сынок! Точно, ты! Шо, думав, не взнаю? А в бабы памьять добра, баба все помнить.
— Поехали, поехали быстрее, — тороплю его я его я, устав ждать, пока наша неожиданная собеседница прекратит свой монолог.
— Сейчас. Пусть еще отойдёт, — тихо, сквозь зубы говорит Артур. — Задену же.
— Чи не… Не Зойкин… — не спеша освобождать нам дорогу, продолжает разговор сама с собой странная бабулечка. — Зойкин вмер того року… Втопывся! — сообщает она, повернувшись к нам. — Напывся й втопывся. Чорты його забралы. А ты ще ни, ще живый. Тю! — в третий раз вскрикивает она, и меня пробирает какой-то первобытный страх, будто это не обычная жительница посёлка мешает нам проехать, а сама богиня-мойра, одна из древних старух, прядущих судьбу, вышла нам на встречу и пытается что-то сказать на своём ломаном языке. — Ты ж оцэй! Тамаркин молодший! Точно! Ты! Шо дывышся? Думав, нэ взнаю? Цэ мамка твоя нэ знае, дэ ты шляешься! А як взнае — так вам обом тоди влэтить! Якбы голову не зняло, ось як вам влэтыть!
На этом месте Артур не выдерживает и резко жмёт на газ, от чего наша бабушка-мойра отскакивает с дороги, и мы трогаемся с места — разгоняясь, насколько здесь позволяет скорость.
— Это еще что? — растерянно спрашиваю я. — Что это было? Она тебя на самом деле узнала? А ты-то откуда ее знаешь? Какая-то жутковатая она, эта бабуля, тебе не кажется?
— Я не знаю ее, — быстро опуская козырёк над лобовым стеклом, защищающий от прямых лучей солнца, отвечает Артур. — Просто видел часто. Это какая-то местная, она вечно по окраинам с животными ходит.
— Просит что-то? — я по-прежнему чувствую странную подавленность после её слов.
— Нет, никогда не видел, чтобы она просила, — пожимает плечами Артур, выезжая на большую окружную дорогу и прибавляя скорость. — Просто… не знаю, какая-то она странная. Может, сумасшедшая. Я ее то с совой видел. То с ящерицей. Теперь вот — с козлом. Фрикует она, как сказал бы Вэл, — поворачиваясь ко мне, он с улыбкой добавляет: — Не бойся, Полин. Ну, может знает она моих, или видела меня когда-то с матерью. Но кто поверит человеку, который ходит по городу с ящерицей? Или с козлом? Не парься. У нас все под контролем.
И в этот самый момент, когда, удобнее устроившись на сиденье, я стараюсь выбросить из головы мысли об очень странно начавшемся дне, у Артура звонит мобильный
Снова. Опять. В шесть часов утра.
— Да твою мать! — в сердцах он бьет рукой по рулю и уже было собирается сбросить звонок — как останавливается, глядя на кран, после чего берет трубку.
— Да, Дэн! Здорово! Ты чего в такую рань? Нет, не сплю. Полина? — его взгляд встречается с моим через водительское зеркальце, и пару секунд помедлив, он продолжает: — Да, со мной. Да. Да. Что? Ну охренеть, Дэн! Охренеть! Хорошо. Да, хорошо. Понял тебя. Сейчас заедем. Да, я сам зайду и заберу его. Хорошо, что ты сейчас позвонил — ещё минут десять и пришлось бы ждать. А так, нормально, как раз домой забросим. Да, только возвращаемся. Не важно, где были, мы тут недалеко. Жди нас. И не отпускай его, чтобы он тебе ни сморозил. Я уже понял, что он может наплести кучу всего. Ничему не верь. Не выпускай его и жди нас.
