Громко сглатываю, стараясь вернуть какое-то подобие самоконтроля — не хватало еще, чтобы Кристина видела меня такой — и понимаю, что она изучает меня внимательно и спокойно, с прямолинейной откровенностью, совсем не так затравленно и колюче, как тогда, на выпускном, когда она подумала, что мы с Эмель смеёмся над ней. Нет, сейчас это взгляд человека, рассматривающего предмет своего любопытства как будто через лупу, задающего один вопрос в лоб: «Что я могу узнать о тебе из того, что не знает никто?»
— Ну? Дядя? Тебя что, замкнуло? Что это с тобой? — выводя меня из оцепенения, Эмелька поднимается на ноги и даже притопывает от возмущения. — Вот правильно мама говорит — нельзя столько работать, совсем дикарем стал, на живых людей как непонятно на что реагируешь! Иди, давай сюда, отдай ты уже нам этот спрайт и воду… Ох, господи…. Все люди как люди, а мне… послал бог родственничков, — добавляет она ворчливым Наташкиным тоном. — Ну, что ты? Дя-ядь! Да ты чего?
Дергая его за одну руку и забирая пакет из другой, Эмель подводит к нам Артура, который двигается с пугающимися автоматизмом, и громко объявляет:
— Теть Поль, знакомься! Вот же он, мой дядя! Помнишь, я говорила, что он один остался из наших, с кем ты еще не виделась? А вы же раньше знали друг друга. Ой, как знали! Мама рассказывала, как дядя Артур вам жизнь портил, вечно орал и не давал к женихам бегать. И как вы ему портвейн в бутылочку с соком подливали, чтобы он спал подольше! — Эмелька, увлёкшись рассказом, снова смеётся, а брови Артура, дрогнув, на секунду приподнимаются в удивлении. Ну, наконец-то! Хоть какая-то эмоция на его лице! Кажется, мы оба начинаем понемногу раскачиваться.
В принципе, ничего страшного ведь не произошло. Могло быть и хуже. Например, если бы мы столкнулись у Никишиных дома, при всем честном семействе. Здесь же никого из старших нет. Ну, подумаешь, всего лишь полгорода собралось отдохнуть, только никто на нас и не смотрит совсем, кроме Крис. Или смотрит?
Поднявшись с одеяла, чтобы быть вровень с Артуром и Эмель, окидываю взглядом происходящее, и замечаю, как кое-кто из ближних и дальних компаний пытается привлечь его внимание, помахивая руками или выкрикивая:
— Ба! Какие люди!
— Артур! Ты что, тоже закрыт сегодня? Или пацаны работают?
— Э, братуха! Таки выбрался на отдых?
— Артур, здорово! Эй, Артур!
Все эти голоса начинают гудеть у меня в голове, и я понимаю, что надо что-то сделать. Вообще, конечно, лучше бы молчать. Каждый раз, когда я открываю рот при упоминании об Артуре, ничем хорошим это не заканчивается. Но сейчас наше обоюдное молчание выглядит куда хуже самых нелепых слов.
— Ну, разве что несколько капель, — откашлявшись, пытаюсь выровнять голос и делаю шаг вперёд. — Это я насчёт портвейна а бутылочку. И вообще… Нас быстро поймали. Твоя ма…Мама. Тамара Гордеевна… Поймала. Так что… ничего страшного.
На секунду умолкаю, набрав в лёгкие побольше воздуха. Надо это сказать. Надо сделать вид, что мы встретились впервые.
— Привет, Артур. Я Полина… Помнишь меня?
Черт, черт, черт… Никогда не думала, что я такая плохая актриса. Играй лучше, Полина! Постарайся смотреть на него, как на чужого человека, на незнакомца, не вспоминать, что вы расстались только утром, несколько часов назад, что это красноватое пятнышко над его верхней губой — след от твоих слишком торопливых, лихорадочных поцелуев, что эти пальцы, которых ты касаешься, пытаясь изобразить дружеское рукопожатие, совсем недавно сплетались с твоими куда более требовательно и страстно, сжимая до хруста, до боли и наслаждения, от которого темнело в глазах. Просто не думай ни о чем, произноси дежурные фразы, не замечая, как снова расширяются его зрачки, почти перекрывая радужку — сейчас он в таком же состоянии, как и ты, и один не вытянет ситуацию. Ты должна помочь. А для этого — соберись. На кону сейчас слишком много.
Мы так и стоим на расстоянии вытянутой руки — он по-прежнему держит меня за кончики пальцев, не решаясь на нормальное рукопожатие, а я еле сдерживаюсь, чтобы не обнять его и не зашептать на ухо: «Это скоро закончится. Просто скажи «привет». Скажи, что торопишься и уходи. Но скажи хоть что-то. Я сделаю все остальное»
— Дя-ядь! Да что ты как тормознутый! — Эмелька, шурша пакетом за моей спиной снова пытается его растормошить. — А ты посидишь с нами? Ну, раз выбрался всё-таки? Такое же, вообще, редко бывает. А скоро Дэн должен прийти, я ему не говорила, что ты будешь, тоже сюрприз хотела сделать. А ты будешь завтра у него в кафе? На флешмобе? Ты же знаешь, что Вэл и Полина фотофлешмоб делают? Ну? Вэла ты знаешь, еще дома у нас познакомился. А вот Полина — она такая классная, дядь! Я так хотела, чтобы вы, наконец, увиделись! Ты даже не представляешь, как она фоткает! И такое в тебе может увидеть — что никто не видит! Вот те фотки мои, в инсте, последние — это же она сделала. Тебе еще понравились, помнишь? Так ты будешь завтра или нет? Хочешь, она и тебя поснимает, ну как для своих, по знакомству, да? Теть Поля? Теть Поля? Э-эй! Теть Поль, ты чего… — вижу совсем рядом ее взволнованное лицо. — Ты что, перегрелась, что ли? Ты чего красная такая? Ой… тебе наверное, плохо? Мамочки… Ой, народ, че делать? Мамочки…
Все, дальше можно не стараться. Приличное знакомство мы с грохотом провалили. Сейчас можно просто отрубиться, скрутиться калачиком, прикрыть голову руками и мечтать забыть все происходящее. Посчитать его страшным сном. Не таким, конечно, как тот, который я видела сегодня ночью, но… Очень странным, дурацким сном. Поверить, что ничего этого на самом деле не было. Просто не случалось — и все!
Возможно, так бы оно и вышло, если бы не Вэл, неожиданно набрасываясь сзади, не отталкивает меня так резко, что я почти падаю и, приземляясь, не чувствую боли от того, что свалилась, на каменистую землю, прикрытую тонким одеялом. Мне сейчас не до этого. Все что я могу видеть — это то, как налетая на Артура, Вэл сначала хватает его, потом трясёт за плечи, и орет во всю мощь своих недюжинных голосовых связок:
— Вот он! Вот он, пришёл, говнюк такой, мой новый идол! — пока его голос оглашает окрестности, мне остаётся надеяться, что такое экспрессивное приветствие затмит нашу крайне дурацкую встречу. Пусть она не привлекала внимание так, как грозные вопли дизайнера, но если кто-то смотрел…
Он мог увидеть и понять гораздо больше, чем надо.
— Ребятушки, слушайте! — снова обращается Вэл к смотрящим на него, окунаясь в свою любимую стихию — повелителя всеобщего внимания. — Кто его знает? Кто знает этого человека, я спрашиваю? А вот нихера подобного! — неожиданно обламывает он тех, кто отозвался в ответ: "Ну, я…" — На самом деле вы его не знаете! Вот вы думаете, он кто — ваш земляк, да? Какой-то там автомастер, да?
— Это брат моей мамы, мой дядя! — радостно отзывается Эмелька, принимая правила Вэловой игры.
— Вот уж, блядь, спасибо. А то я прям забыл! — бросая на меня острый взгляд, язвительно комментирует Вэл, но Эмель совсем не обижается, увлёкшись его новой блистательной речью. — Это, ребятушки, мой новый бизнес-партнёр! Он сказал, что решит все мои проблемы со строителями! Вы хоть знаете, что это такое… Какая адская у меня бригада? Вот вы все — хоть кто-то из вас общался со строителями?
