Но и скрывать от него я ничего не хочу. Он должен знать ситуацию такой, какая она есть. Правда, кажется, я немного опоздала.
— Так я знал об этом, — говорит Артур, пока мы, спеша к Вэлу, которого он всё-таки забрал от Никишиных и забросил домой, спускаемся вниз, к его машине. — Вернее, как… — уточняет он в ответ на мой удивлённый взгляд. — Конкретно догадывался. А теперь точно знаю. Просто… пусть они и дальше думают, что я валенок и ничего не понимаю. Тогда хоть по секрету приходить будут. Если спалимся — тут с утра до вечера гости начнутся. Я ещё с того момента с пропажей ключей что-то заподозрил. Ну, не теряются у меня ключи никогда. И в обувь не падают.
— Да ты святой человек, — улыбаюсь я в ответ на его слова.
— Ну да, конечно. Офигенно святой — оставил тебя отдохнуть, так что по шкафам пришлось прятаться. Полин… — он останавливается на секунду, — извини… Я был уверен, что сегодня никто не придёт. Такая погода, Вэл этот твой в гостях — я его когда увидел, даже не заподозрил, что мать ко мне могла поехать. У нас же гость в доме — всё для него, сама знаешь. Думал, ну в магазин вышла на полчаса. Но чтоб ко мне… Видно, хорошо ей по ушам наездили, раз она сорвалась и понеслась.
— Видно, хорошо мы с тобой по ушам всем наездили, — пытаюсь иронизировать я. — Слышал бы ты, что тут уже рассказывают. Я и дожди насылаю и на котов порчу навожу. Ну бред же, бред! Как так жить, вообще, можно?!
Протянув руку, чтобы открыть мне дверцу машины, он останавливается, обнимает меня и успокаивающе гладит по спине. Меня до сих пор потряхивает — не от страха, скорее от недоуменного бессилия перед подобными привычками и разговорами.
— Ну, всё-всё, — тихо говорит Артур. — Мы едем к тебе. Там на пару-тройку километров вообще никого. Не переживай, сюда мы возвращаться больше не будем.
Он прав — это место начинает нагонять на меня паранойю. Не успев отойти от встречи с Тамарой Гордеевной, я постоянно оглядываюсь в поисках ее информаторов, но ничего подозрительного не вижу. Мы выходим, когда уже стемнело, а холодная погода не даёт местным жителям залихватски пьянствовать на лавочках и в беседках, несмотря на то, что сегодня пятница. Поэтому двор безлюден и пуст. Зато дом за нами расцвечен десятками горящих окон, во многих из которых открыты форточки, пропускающие привычные звуки веселья — звон бьющейся посуды, пьяные выкрики, нестройное пение и бубнящие звуки телевизоров, сопровождающиеся разговорами:
— Та щас я тебе нормальный музон найду, а не вот эту твою хуету!
На что женский голос категорично заявляет:
— Сам ты хуета! А это — Лобода! Оставь, а то я тебя сковородкой ёбну, клянусь! Вот вчера не ёбнула, а сегодня ёбну!
Наши друзья-алкоголики, которые спорили из-за сотки в заначке снова строят свои непростые отношения. Чувствуя прилив приятельской нежности к ним, пристегиваясь в авто рядом с Артуром и опускаю боковое стекло пониже. Всё-таки они очень колоритные и искренние, было бы время — я бы с удовольствием с ними поработала, сняла хотя бы один их день. Это было бы интереснее, чем постановочные семейные фотосеты. Там, за глянцевой прилизанностью нередко скрываются такие же ссоры и проблемы, только приличные любители ретуши в этом никогда не признаются. А тут — все честно и от души, которая, как и окна — нараспашку.
В этом я убеждаюсь, когда мы трогаемся с места, а нам вслед несётся:
— А так влюби-илась, сука, си-ильно! Поп-пала в сердце мне пуля-дура, тобою ранена, пьяна-а! Слышь, клешни свои от пульта убрал! Убрал, я сказала, не трогай Светочку, нехай поёт!
Липучая песня пристает ко мне, и я продолжаю напевать ее всю дорогу, пока Артур посмеивается, слушая меня.
— И радио не надо, — замечает он, похлопывая по тюнеру. — Он у меня плохо принимает, так я думал менять. А теперь не буду.
— Намекаешь на меня? — беззаботно откидываюсь я на сиденье. Удивительно, но чем дальше мы заезжаем в безлюдный пустырь, тем спокойнее у меня на душе.
— Почему намекаю? Прямо говорю, — ловлю его весёлый взгляд в зеркальце над рулем. — Спой ещё, Полина. Нам ехать минут двадцать, так что давай — отрывайся.
— Я не знаю много из нашей попсы. Но я могу тебе Раммштайн спеть, хочешь? — и затягиваю по памяти одну из песен, параллельно рассказывая Артуру о том, что не просто так я Тилля Линдеманна вспомнила, и что со Светкой Лободой у него, значит, роман. А ещё моя подружка Настя, та самая, которая найдёт ему классного рекрутера, в Тилля безумно влюблена уже лет пятнадцать, и чуть не наглоталась таблеток на нервяке, когда узнала, что Лобода от Тилля, вообще-то, родила. Но, может, и не от Тилля, потому что это все фейк и выдумки, и прикрытие для ее романа со своим продюсером, который, между прочим, женщина. Только эта инфа спасла Настю от того, чтобы запивать снотворное вискарем и от последующего промывания желудка тоже.
Артур в ответ на это только смеётся от души, время от времени проводя рукой по волосам — я вижу, что половины он не понимает, но, по крайней мере, его не выбешивает эта глуповатая, но такая расслабляющая болтовня и сплетни, которыми мы с друзьями делимся, когда собираемся в каком-нибудь чилауте за кальяном, или в клубе, выпить по паре коктейлей.
Кажется, бурная атмосфера в доме закалила Артура и сделала невосприимчивым к досадным раздражителям. А, значит, это хороший знак. Значит с моими друзьями, будь они даже фриковатыми чудаками, он найдёт если не общий язык, то, по крайней мере, не будет от них шарахаться.
И вот сейчас — такой облом, при первом же контакте с Вэлом. Хоть Артур по-прежнему спокоен, но у Вэла продолжает полыхать, причём нешуточно.
— Я — инфлюенсер! Я — опинион мейкер! — отчаянно кричит он мне в лицо. — И я не заслужил! Слышишь? Не заслужил, чтобы этот! — он обличительно тычет пальцем в Артура. — Хватал меня за шиворот, как будто я вещь! Запихивал в машину! Это было похищение, Полина! Это было похищение!
— Я сразу сказал, куда мы едем, — Артур снова, не пытаясь спорить с Вэлом, обращается ко мне. — Он так орал, что не слышал меня. Я все объяснил, Полин.
— Отвлек меня от важных дел! Прервал мой стрим, на котором триста человек, между прочим, было!
— Он абрикосы на кухне с малыми чистил на варенье. Два ведра налузгали уже, прикинь. И в интернете висел заодно.
— В прямом эфире, Вэл? Ты чистил абрикосы в прямом эфире?
