Наше утро начинается очень рано — я просыпаюсь от того, что Артур собирается. Он ходит по комнате, убирая с пола все лишнее — одежду, посуду, из которой мы ели — в комнате теперь порядок, в который не вписывается только труп разгромленной кровати, возвышающийся в углу немым укором. Ни следов усталости, или того, что он поспал всего два с половиной часа, я не вижу в нем — Артур выглядит свежим и отдохнувшим. Ох, если бы я могла и о себе сказать то же самое…
Поднимаюсь с пола, запахиваю покрывало и подхожу к нему — его волосы ещё влажные после душа, глаза чистые и ясные, без следов красных капилляров, гладкая кожа, пахнущая лосьоном после бритья.
— Гладко… — я провожу рукой по его щеке, ощущая ее мягкость и бархатистость. — Хотя, мне нравится и когда ты колючий. Всё нравится! — не выдерживаю, приподнимаюсь на носки и прижимаюсь к его щеке своей щекой. — Черт, ну какой же ты классный…
— Да ладно, Полин… Не выдумывай, ещё зазнаюсь, — в ответ улыбается он. — Доброе утро, — Артур берет меня под мышки, приподнимает и ставит на свои босые ноги. Придерживая за спину, так и идёт со мной на кухню, пока я, уткнувшись ему в шею смеюсь от этого ощущения. Кажется, это наша новая общая фишка, вот так передвигаться, и она мне очень нравится.
— Завтракать будешь?
— С тобой — да.
Он ставит передо мной почти идеальный английский завтрак — яичница, ветчина, свежий салат и стаканчик сока.
— Я сейчас умру от счастья, ты это знаешь? — уминая это все с бешеным аппетитом, сообщаю я ему. Шикарный парень на кухне, вкусный завтрак — что может быть лучше?
Артур уже одет для выхода — сегодня потеплее, на улице все ещё пасмурно и холодно. С удовольствием разглядываю его в толстовке и неизменных джинсах, отмечая, что при этом он все ещё босиком. Есть в этом что-то такое милое и по-интимному домашнее.
— А ты на работе переодеваешься? — спрашиваю его с набитым ртом.
— Конечно, — допивая свой сок, он бросает на меня быстрый взгляд. — Я иногда там грязный как черт. Зачем хорошую одежду портить?
— А вот эта твоя футболка с пятнышками? Ты был в ней, когда ходил со мной в кофейню, и она была на тебе вчера. Это уже мой фетиш, знаешь?
Откидывая голову, он громко смеётся.
— Если бы ты знала, как я запарился, что не успел тогда переодеться. Реально чувствовал себя каким-то засранцем.
— Не-ет, ты что! — активно возражаю я. — Я тебя чуть глазами не сожрала, мне эта твоя футболка в паре эротических фантазий даже привиделась.
Он снова смеётся и мне ужасно нравится это его настроение.
— Оставайся у меня, — говорит Артур. — Я бросил твою любимую футболку в стирку, просохнет — наденешь и будешь в ней ходить. Только чтоб на голое тело. Это если мы об эротических фантазиях говорим. А я приеду пораньше.
Ох, какая же это заманчивая идея…
Но образ голодного и замерзшего, потеряно бредущего по промзоне Вэла, или Вэла одиноко говорящего с козлом Антоном о том, что все мы одни в этом мире, одни рождаемся и одни умираем, или Вэла, не справившегося с паник атакой и лежащего на бескаркасном диване, пытающегося подышать в пакетик — но рядом нет никого, кто бы ему этот пакетик подал, — заставляет совесть жечь меня изнутри и напоминать о том, что друзья не бросают друг друга ни в горе, ни в радости. Да и вообще — ни за что не бросают, никогда.
— Артур, я хочу но… не могу. Вэл… мы его вчера так и не нашли. Кто знает, где он тут бегает и в какие приключения вляпался
— Да ну? — он вопросительно смотрит на меня, убирая посуду в раковину. — Ты же говорила что он был здесь полгода назад, делал для тебя квартиру. Город он знает, так что никуда не вляпается. Сидит сейчас у тебя дома. Или у моих, если мама взяла его в оборот. Ты говорила, он худой?
— Ну, такой, знаешь, изящно-стройный.
— Тогда точно у моих. От нас худыми люди не выходят.
Я громко смеюсь в ответ на это правдивое замечание.
— Вот знаешь, я бы с радостью. Но я волнуюсь. У меня нет телефона, его номер я не помню, меня больше пугает не то, что я не знаю, где он, а то, что с ним нет никакой связи.
— Давай я заеду к тебе и проверю, он на месте или нет. Или к моим, если надо. Прямо сейчас, перед работой.
— Да? А если какие-то проблемы?
— Решим, — со все большей уверенностью говорит он.
— Да? А я? Как я об этом узнаю?
— Ну… Просто поверишь мне.
— Я верю тебе! Тут дело не в этом.
— Что, ломает без телефона? — он иронизирует над моей диджитал-зависимостью и я честно признаюсь:
— Да. Мне кажется, там без меня какой-то трындец произошёл. Не только, с Вэлом, а в целом мире. Это что-то на подсознании, что-то неконтролируемое.
— Ладно, — быстро кивая, соглашается Артур. — Поехали, раз так хочешь.
Его коварный план я понимаю позже. Не убедив словами, он пытается настоять на своём делами, и всячески цепляет меня. Я нарочно не пускаю его к себе в душ, уворачиваюсь от его рук, когда он ловит меня, с мокрыми волосами и в полотенце. Затаив дыхание и боясь пошевелиться, стою как истукан в коридоре, пока он аккуратно, пристально глядя в глаза, застёгивает на мне свою рубашку, и только судорожно сглатываю — в горле опять пересохло.
И, чтобы отвлечь его и отвлечь себя, немного сбить напряжение этой паузы, от которой у меня начинает потрескивать в ушах невидимый ток, спрашиваю:
— Артур… Ты не переживаешь из-за того, что мы вчера на все забили? Ну, на презервативы?
— Нет, — лаконично отвечает он, поправляя на мне воротник. — А ты?
— Немножко. Но не сильно. А вот раньше я бы очень психовала. И мне сейчас так странно, что почти не психую. Почти, — добавляю я с нервным вздохом.
Я очень приуменьшаю свою реакцию. Раньше меня бы просто накрыло истерикой — вот в чем абсолютная правда. Это было одним из самых моих жёстких правил, я даже шутила, что плане контрацепции меня как экспонат можно демонстрировать подрастающему поколению на агитационных плакатах. Позиция: «Я — за безопасный секс!» бежала бы красной строкой у меня во лбу, а над головой крутилась бы сигнальная лампочка. И все это абсолютная правда.
Для такой принципиальности мне хватило одного случая в студенчестве, когда я увлеклась каким-то художником, который вместо банального подката: «Привет, одна отдыхаешь?» без единого слова сел рядом, достал маркер для боди-арта и принялся рисовать в приглушённом свете барных ламп замысловатые узоры сначала на моих руках, потом на спине, а потом пошли другие части тела, и охрана выперла нас за аморалку. На два дня мы заперлись в его квартире, чтобы никто нам больше не мешал, сэкономив, как он пренебрежительно выразился, «на резине» для полноты ощущений.
Выходные пролетели незаметно, оставив после себя легкое похмелье и фото, за исходники которых я жутко краснела, пока не вспомнила, что снимала все сама, на свою первую цифру — а, значит, достаточно было простого щелчка кнопки, чтобы удалить этот жесточайший компромат.
