– Почему?
Она задумалась:
– Наверное, они недоверчивы или стесняются. Или не хотят себя связывать.
– Стесняются? – удивился Федор. – Чего?
– Слабости. Любовь – это слабость.
– А ты умеешь любить?
Она снова задумалась:
– Так, как в романе, наверное, нет.
– Потому что слабость? – подтрунил он.
– Нет! – Она смотрела серьезно. – Потому что страх.
– Страх? – Она удивляла его все больше.
– Да. Страх потерять себя. Я не хочу терять себя, я эгоистка.
– Но ты же получаешь что-то взамен!
– Я еще ни разу не почувствовала, что получу больше, чем потеряю.
– А твой жених?
Мария рассмеялась:
– Мой жених встретил старую любовь и…
– Он тебе сказал?
– Нет, я догадалась. Случайно, он не хотел. Так случилось. Он мучится.
– Ты не боишься… – он осекся.
– Что он уйдет к ней? – Она смотрела лукаво. – Это нормально. У нее первородство.
Федор рассмеялся:
– Ты удивительная!
…Они лежали, обнявшись, на его широком диване; разговаривали и целовались. Он, привстав на локте, рассматривал ее лицо; Мария отбросила простыню и притянула его к себе…
…Она ушла, когда за окном уже темнели зимние сумерки. Сказала, что провожать не нужно, и ушла. Не оглянувшись, без прощального поцелуя, не сказав ритуальной фразы: «я позвоню» или «до завтра». Даже не оставив номер телефона. Просто ушла. А Федор остался, раздумывая, что это было. Так деловито, спокойно, без колебаний и стеснения, зная, чего хочет, Мария протянула руку и взяла… А как же извечная предваряющая любовная игра между мужчиной и женщиной? Он протягивает к ней руки, она ускользает… Сатир и нимфа. Игры не было. Федор пытался понять, что чувствует. Чувство было необычным – в том, что произошло между ними, в их близости, лидером была Мария, а он просто последовал за ней. Она потянулась к нему, и он упал ей в руки… Федор рассмеялся, вспомнив какой-то старый восточный текст: «как спелый плод смоковницы»… Упавшим плодом смоковницы он еще не был.
Он вспомнил ее тонкое тело, гибкие сильные руки, белые волосы… перевел взгляд на бронзовую девушку в короткой юбочке. Ему на память пришли храмовые танцовщицы…
А что дальше? Озадаченный Федор не знал. Впервые в жизни он не знал, что будет завтра. Чувство было необычным… Он покосился на смятые простыни, увидел на полу крошечную заколку с зелеными камешками; поднял и, улыбаясь, подумал, что камешки под цвет ее глаз. Открыл балконную дверь – штору вздуло пузырем; на перилах намело сугробы, которые неизвестно каким чудом держались; он вдохнул резкий ледяной воздух, поежился и только сейчас понял, что стоит бос и наг, а снег жжется как огонь. Это привело его к мысли, что лед и пламя суть начала, стремящиеся к погибели и боли, отношения мужчины и женщины всегда лед и пламя… Еще он подумал, что Мария лед, а он, Федор… пламя? Он снова рассмеялся. Пламя? Наверное…
Ох, Мария! Ну, Мария! Что же ты такое, Мария?
Глава 17. Законная жена
Я правду собираю по частицам,
Как каменщик, что строит этажи.
Ищу ее, крупицу за крупицей,
В густых завалах хитрости и лжи.
Э. Асадов. Я правду собираю…
Им открыли сразу. Дверь распахнулась, женщина, появившаяся на пороге, криво ухмыльнулась и сделала приглашающий жест рукой, повернулась и пошла в дом. Капитан Астахов и Федор Алексеев последовали за ней.
– Раздевайтесь! – приказала она. – Обувь не снимать. Терпеть не могу, когда снимают обувь. Снег чистый.
Она не спросила, кто они и что им нужно. Видимо, ожидала. Опираясь спиной о косяк двери, она рассматривала их. Она была пьяна. Некрасивая, немолодая, с небрежно заколотыми на затылке черными с обильной сединой волосами, в растянутых спортивных брюках и старой футболке.
– Прошу! Садитесь, где нравится. – Она махнула рукой на диван и кресла.
Они сели в кресла по сторонам от журнального столика. Женщина упала на диван, подпихнула под спину пару подушек. Кошка, спавшая на диване, открыла ярко-желтый глаз и внимательно на них посмотрела. На журнальном столике стояла наполовину пустая бутылка красного вина, бокал и вазочка с изюмом.
– Вина?
– Спасибо, нет, – сказал капитан. – Раиса Витальевна, вам известно, почему мы здесь?
– Известно. Вы из полиции, хотите допросить меня насчет убийства любовницы Макса. Макс – мой муж, – объяснила она, и им почудилась издевка в ее тоне. – Ну, да вы, наверное, знаете.
Она держалась вызывающе, то ли от вина, то ли от отчаяния. Ей было плохо, ее мир рушился на глазах.
– Спрашивайте! Про алиби, про наши отношения с… жертвой и с Максом.
– Откуда вам известно об убийстве? – спросил капитан.
– Не от Макса, разумеется. Шура позвонила. Это моя подруга, работает у нас. Позвонила и рассказала. Позавчера? Или раньше? В каком-то кинотеатре, кажется. У меня алиби, я все время была дома. Послушайте, может, кофе? Или перекусить… есть мясо и сыр. Я еще не завтракала.
– Спасибо, Раиса Витальевна, не стоит. Вы были знакомы с Еленой Антошко?
– Была. Неофициально, так сказать. Макс забыл представить нас, кроме того, она была в маске. Так что я вряд ли бы ее узнала в виде кошки. Все были в масках и черных шляпах… Хеллоуин! Не понимаю я этого… не наш праздник.
– Вы часто бываете на корпоративах?
– Я? Нет! Никогда. Раньше бывала, а сейчас… Сижу в деревне, привыкла, никуда не хочется. С Миркой на пару. – Она шлепнула кошку, и та проворно цапнула ее зубами. – Ах ты дрянь! – воскликнула Раиса Витальевна, отдергивая руку, и лизнула ранку. – Совсем как человек… ты ее кормишь, а она тебя кусает. Так о чем мы? Я попала на корпоратив случайно. Мне позвонили и сказали, что надо быть, так как у Макса любовница.
– Кто позвонил?
– Она же и позвонила. Эта… как вы сказали? Елена? Вот она.
– Она назвалась? – спросил Федор.
– Нет! Она просто сказала, что если я хочу убедиться в наличии любовницы, то милости просим, а то коллектив уже в курсе, а вы, Раиса Витальевна, дура старая, ни сном ни духом. Я и пошла, о чем теперь сожалею. – Она помолчала. – С другой стороны, встретила старую подругу Шуру… Как-то так получилось, что я всех растеряла. Когда был жив Гриша… это мой первый муж, мы много ездили, ходили в театр… Мы тогда жили в городе. Наша квартира до сих пор стоит пустая. – Она вдруг хмыкнула. – Макс и… эта там встречались. В нашей с Гришей квартире.
– Откуда вам это известно?
